Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Тот вышел сам, дал какое-то лекарство в пузырьке, сунул малютке 4 куска сахару, бублик, однако на пост не пустил, даже ребенка не позволил внести в казарму. К тому же и дождь перестал. Хитрость горцев, желавших выведать внутренность укрепления и число казаков, не удалась. Зато они держали защитников почти как в тюрьме, хотя, впрочем, пластуны никогда не оставались в долгу. Однажды они пробрались в горы, верст за 20, где украли корову. Мальчишка-пастух это видел и дал знать в аул. Черкесы сели на лошадей и вдогонку, ездили, ездили – нет пластунов, точно провалились сквозь землю. Горцы подумали, что они корову убили, где-нибудь забросили, а сами скрылись. Вышло не так. На другой же день, на высоком шесте, среди поста, красовалась напоказ коровья голова со шкурой. Горцы сделали по ней несколько выстрелов, посмеялись, с тем и разъехались. Так проводили время заброшенные в горы пластуны Липкинского поста. Наступила осень 1862 года, теплая, чудесная. Это лучшее время на Кубани, когда и люди, и скот отдыхают после знойного лета с его жгучими ветрами. Только не радовала она наших затворников: сердце чуяло что-то недоброе. Хотя кругом было все тоже, так же мрачно глядел лес, по его опушке проходили партии черкесов, по временам стреляли в крепость, но со всем этим они свыклись. Невесть отчего тоска разбирала все пуще и пуще. Паня Марьяна, чтобы отвлечь свою тяжелую думку, взялась за винтовку и выучилась стрелять так хорошо, что попадала в цель за полтораста шагов. И эта утеха скоро ей прискучила, старые пластуны тоже насупились, молча готовили патроны; многие почему-то надели чистые сорочки, точно наступал праздник…

А в это самое время огромная партия натухайцев стояла в сборе у Неберджаевского ущелья. Князья и лучшие джигиты держали совет, куда направить свой удар. Одни желали бороться за Липкинский пост, другие советовали переждать и пройти прямо на станицы, третьи, напротив, старались отговорить от набега, потому что партия припоздала, упустив лучшее время. Близость Липкинского поста искушала джигитов, и хотя более опытные старшины советовали ни в каком случае не трогать пластунов, так как это дело опасное, их голоса были заглушены криками молодежи: «Долой трусов! Разве мы хуже пластунов? Мы все готовы поклясться над священным оружием, что возьмем над ними верх: долой трусов!». Неизвестно, чем бы кончились эти споры, если бы в ту пору не раздались два выстрела со стороны Липкинского поста, минуты через две ударила пушка, а вскоре завыли волки.

То пластуны подавали тревожные вести: они подстрелили разъезд и заметили приближение партии. Тревога подлила масла в огонь: молодежь, всегда жадная на подвиг, заставила умолкнуть старшин. Отряд двинулся вперед.

Джигиты заскакали с двух сторон и оцепили укрепление, чтобы не выпустить ни одного пластуна, пехота разделилась на две части: одна толпа, примерно около 2 тысяч, двинулась на приступ, другая, в тысячу человек, заняла дорогу. К пешей толпе присоединились джигиты. Пластуны уже сидели за гребнем, уже поджидали врагов. На 100 шагов они дали залп, повторили его, и сотни горцев как не бывало. Толпа с остервенением ринулась к ограде и открыла пальбу, бестолковую пальбу, потому что горцы толкали друг друга, стреляли то вверх, то вниз, не причиняя вреда, а в то же время каждая пуля из-за гребня находила себе жертву. Старшины придвинули остальную пехоту, но это только увеличило давку и беспорядок. Тогда раздалась команда: «Гайда на забор!». Сотни отважных стали сгоряча карабкаться, их подсаживали, поддерживали, но тут они натыкались на грозный штык или увесистый приклад, трупы в страшных корчах валилась назад; их топтали свои же, среди отчаянных криков и воплей. Послышались голоса: «Бросим! Нельзя взять!». В ответ на это раздались насмешки старшин: «Что, джигиты, струсили? Не вы ли клялись оружием осилить гяуров». Тут муллы запели священные молитвы, возбуждавшие храбрость. Во второй раз ринулись отважно горцы, опять полезли на забор, опять встречали то же самое – штыки, приклады, от ударов которых трещали головы, валились трупы. В бессилии, в досаде, не зная, что делать, черкесы снова открывают бесполезный огонь. Прошло немного времени, как раздалась новая команда: «Руби забор!»

Залога на берегу Кубани