Казаки. История «вольных людей» от Запорожской Сечи до коммунистической России

Здесь Пугачев, надевая на себя чужую личину, не мог даже похвастать оригинальностью. Менее двухсот лет назад молодой царевич Димитрий, умерщвленный[105] во младенчестве своим опекуном Борисом Годуновым, вдруг «вернулся» под личиной никому не известного человека, оставшегося в истории под именем Лжедмитрия. Этим персонажем был некто Григорий Отрепьев, молодой монах, поддержанный польской знатью (которая из политических соображений вдруг сделалась очень доверчивой). Он сумел даже отомстить сыну русского узурпатора за то преступление, благодаря которому отец оказался на троне. В течение нескольких месяцев Григорий правил обширными русскими территориями как царь (1606).

Подробно проблема Лжедмитрия обсуждалась в статье в «Русском обозрении», написанной Георгием Афанасьевым. Писатель приводит разговор между английским путешественником Коксом и русским историком Миллером, где последний доказывал, что притязания Отрепьева на трон были законными.

То, что мошенничество Отрепьева не привело к созданию новой династии, закрепившейся на русском троне, было вызвано скорее характером нового царя, чем какими-то сомнениями по поводу законности его притязаний. Его пришествие в качестве силы, способной восстановить порядок в самый разгар Смутного времени, было встречено ликованием всего русского народа. И если бы сам «Димитрий» не показал в себе слишком много польского своими привычками и вкусами, что не устроило его новых подданных, то, возможно, он остался бы царствовать до конца своих дней. Но поскольку он высмеивал монахов и отправлялся охотиться, как это делали польские короли, московская чернь свергла его, сожгла его тело (выстрелив пеплом из пушки), обвинив его в «чародействе», в том, что он обманывал людей.

Правление сменившего его царя Василия Шуйского (обладавшего не намного большими правами на престол, чем его оппонент)[106] ознаменовалось появлением целого ряда «лжедмитриев». Одним из таких «царевичей» был донской казак, заручившийся поддержкой целой «армии Фальстафа», в рядах которой браво маршировали четверо или пятеро его приятелей-претендентов, каждый из которых изображал выбранного им члена царской фамилии (Рамбо. История Руси).

Представляется в высшей степени вероятным, что предания о тех более или менее удачливых самозванцах сохранились в народных песнях и легендах станиц донских казаков, в одной из которых родился Пугачев. Он последовал их примеру в надежде воспользоваться запоздалой популярностью свергнутого мужа Екатерины II Великой; вождь разбойников лишь следовал в общем-то успешным прецедентам, уже хорошо известным в истории казачества.

С самого начала, как оказалось, Пугачев почти без труда убедил большинство своих товарищей признать его Петром III, законным русским царем. Пока русские власти с насмешкой наблюдали за потугами фальшивого «монарха», который из своей столицы, организованной в военном лагере среди солончаков под Яицким городком, рассылал высокопарные манифесты, под его знамена в тревожащих количествах собирались новые сторонники. Вскоре раскольники, часть недовольного крестьянства и беднейшие казаки, на которых было направлено его красноречие, начали верить в непогрешимость своего жестокого пустынного мессии. Несколько легко выигранных боев укрепили его трон. Продуманно выбрав в качестве объекта нападения почти беззащитных немецких колонистов, по указу Екатерины II расселившихся вблизи от земель вольного казачества, отчего эти люди снискали себе особую ненависть всего казачьего населения, Пугачев провозгласил целью народного «крестового похода» возврат этих территорий прежним законным владельцам. Стремительные победы часто сопровождались проявлениями настоящей «царской» милости. Он соглашался сохранить своим жертвам-чужеземцам жизнь и небольшую часть имущества в обмен на признание своих притязаний на императорский престол. В то же время богатая добыча обеспечивала его сторонников так необходимыми им запасами и имуществом для продолжения военных действий.

По течению нижнего Яика лишь главному населенному пункту, Яицкому городку, удалось устоять под натиском атак пугачевцев. Когда жителей призвали сдаться «именем царя», командиры гарнизона ответили, что слишком хорошо знакомы с именем Пугачева и репутацией бандитов, из которых состоит его «войско», чтобы всерьез воспринимать такое наглое требование. Перед лицом такой проблемы и, возможно, оттого, что он не был готов к долгой осаде, либо, может быть, из-за укоров и насмешек по поводу лояльности своих подданных Пугачев на этот раз вернулся в свой укрепленный лагерь в степи, где начал деятельно собирать новые отряды, готовясь идти на Оренбург, главный город в русских приграничных областях.