Казаки. История «вольных людей» от Запорожской Сечи до коммунистической России

Перед лицом грозных сил природы, лежащих полностью вне контроля человека, для фермера-казака в высшей степени были характерны фатализм и вера во всемогущество высших сил. Однако, достигнув определенной точки, эти качества очень любопытным образом преобразуются в леность и беззаботность. Эти недостатки особенно опасны, если не влекут за собой неизбежное наказание, что характерно для жителей северных районов. Открытые в начале XX в. залежи угля и железа в дополнение к богатству земель юга России для сельского хозяйства во многом способствовали переменам как в самих этих областях, так и среди их жителей.

Контраст между Киевом с его величественными силуэтами церквей и монастырей, которые, как кажется, вырастают прямо из водной глади Днепра, и Харьковом, который был торговым и промышленным центром Южной России, очень характерно указывал на те изменения, что произошли во всей западной части казачьих степей. Когда то небольшое казачье поселение (Харьков возник в 1654–1655 гг. как крепость, где поселились выходцы из Правобережной Украины. — Ред.), Харьков располагавшийся в вершине треугольника, форму которого принял большой промышленный район в южной части России — Криворожский. Таким образом, месторождения железной руды Кривого Рога близ Днепра, угольные шахты и относительно новые промышленные предприятия Донецкого угольного бассейна являются его воротами. Здесь были сосредоточены три важнейших элемента современного торгового и промышленного Эльдорадо — уголь, железо и население.

Область, в которой находятся эти богатые залежи, вместо того чтобы выглядеть как безжизненный неласковый пейзаж, что часто характерно для районов разработки месторождений, покрыта пшеничными полями и пастбищами. Здесь нередко можно было увидеть, как из труб крупных фабрик и заводов клубятся тучи черного, как битум, дыма.

Нет ничего удивительного в том непреодолимом оптимизме, характерном для населения этих благодатных земель. На свежем воздухе и под щедрыми лучами солнца старых степей характер русского крестьянина с севера зажигался новой активностью. Крепкий дух «пассивного сопротивления», характерный для фаталистической цивилизации северных славян, переходит в физическую энергию, не имеющую границ. Даже крупные заводы и литейные цеха, построенные посреди приятного глазу ландшафта полей и садов, не производят мрачного впечатления порабощения, что характерно для грохочущих заводов промышленных кварталов Петрограда и Москвы. В перспективных землях «республики Дона» возникал новый пролетариат, новая раса рабочих, которые, кажется, впитали в себя часть здоровых традиций свободы тех, кто населял эти земли раньше.

Харьков тех лет — это город с населением примерно 200 тыс. человек[138]. Старая архитектура, которая характерна для старой столицы Украины (Киева), здесь практически отсутствовала. Явно чувствовалось немецкое влияние. Огромная лютеранская церковь, построенная из редкого для здешних мест красного кирпича, вздымала ввысь свои башни рядом с напоминающими луковицы главами русских соборов. На длинных улицах можно было встретить множество домов и магазинов, построенных в стиле модерн, характерном для Мюнхена или Карлсруэ. На самом деле, угроза доминирования немцев в торговле стала непосредственной причиной революционного движения, захлестнувшего Харьков в 1917 г. Еще одна причина довольно враждебного отношения к немецкому влиянию со стороны властей Петрограда лежала в том, что среди населения Харькова было довольно много выходцев из польских земель, ранее проживавших в польских провинциях Германии, которых привлекли сюда более свободные условия для торговли, существовавшие в России.

Несколько часов езды от Харькова — и путешественник оказывался в первых станицах донского казачества. С первого же взгляда на эти поселения было видно, что они являются частью другой цивилизации. А сравнение с поселками мужиков-рабочих, заполонивших эти территории после открытия новых современных заводов в Донецком бассейне, делало этот контраст еще более заметным. Ведь мужик, даже если он живет в новой обстановке, долго придерживается традиционных для него представлений о том, как он должен жить.

Даже там, где ничто не мешает им строить свои поселки на широких степных просторах, атавизм или любовь к компании себе подобных заставляет мужиков скучиваться вокруг огромных кирпичных заводских зданий. Это во многом походит на то, как их предки теснились вокруг крепостей своих хозяев-землевладельцев в хвойных и смешанных лесах севера, где земли постоянно находились под угрозой татарских набегов.