Затем, все с большей настойчивостью стали ходить слухи о военных приготовлениях китайцев. В декабре в Нерчинск явился даур и от имени всех своих сородичей, переселенных по распоряжению китайского Императора с Амура на Наун, жаловался на притеснения, которым они подвергаются от китайцев и выражал желание перейти под власть московского Государя; вместе с тем, по поручению всех даурских князцов, он предупреждал о подготовляющемся китайцами нападении на Зейские остроги. О том же узнавали русские и из других источников. В феврале 1682 года приезжал для торговли в Албазин один даур с Науна. Брат его жены в свое время принял христианство, поступил на русскую службу под именем Ивана Выезжего и жил в Албазине. Шурин передал ему, по поручению его отца, жившего на Науне, чтоб он лучше жил в остроге, а далеко от него в деревню не отлучался, чтоб его не захватили китайцы, потому что по вешнему пути «по пластам» будет богдойская сила под Нерчинский и Албазинский остроги.
Слухами о скорой войне было полно и «торговище» на Зее, где тунгусы и дауры торговали с китайскими купцами. Казакку Василию Терентьеву здесь говорил даур Алтиней с клятвою и божился по тунгусскому обычаю, солнцем, месяцем и звездами: «Есть у китайского Царя такая мысль: собрана у него великая сила, и посылает он ту свою силу под Нерчинский и Албазинский остроги; призваны у него черные монголы и, по их обычаю, пожалованы, даны им камки, атласы, бархаты, ланы (слитки) серебра вперед на два года; а к даурам от богдыхана прислан большой боярин, и велено под хлебные запасы большие суда делать и готовятся лошади жирные и продовольствие, и всякие воинские припася изготовлены тоже. А наперед, еще до весны, будет на месте конница – легкие люди, мунгалы в большом собранье, а остальная китайская сила прибудет водяным путем на судах с огнестрельным оружием, с пушками и со всякими припасами». Все это он говорил под величайшей тайной и умолял не выдавать его слов китайцам и другим даурам. Приблизительно то же сообщали приезжавшие на торговище тунгусы.
Все эти известия не могли не всполошить русскую администрацию Нерчинска. В острогах Нерчинского уезда служилых людей было очень мало, и те вооружены были плохо. «И от тех, Государь, китайских воинских людей, от их большой силы, – писал Федор Воейков в Москву, – мне, холопу твоему, оборонить твои, Великого Государя остроги за малолюдством будет нечем… А которые, Государь, промышленные немногие люди проживают в Нерчинском остроге, и у тех промышленных людей ружей нет, а в Твоей, Великого Государя нерчинской казне, какое огнестрельное оружие осталось от прежнего воеводы, и то, Государь, оружие все перержавело или попорчено и к стрельбе не годится; а какие ружья и можно было бы починить, да в Нерчинском остроге бронных и оружейных мастеров нет; был прислан давно тому назад Коземка Федоров, и тот теперь дряхл и стар и слеп, с оружейною починкою не справится. А бердышей и топоров, и рогатин, и сабель в Твоей, Великого Государя казне у нерчинских казаков совсем нет; а у кого из нерчинских казаков и есть собственные пищали, и то не у всех хорошие; а обороняться от неприятеля во время осады ручным боем нечем, кроме ножей». При таких условиях нечего было думать о возможности вести серьезную войну. Воейков решился пойти на уступки и распорядился эвакуировать Долонский острожек на Зее; расположенный поблизости от китайского «торговища», он давал особенно много поводов для столкновений. Китайцы, однако, не удовлетворились этой частичной уступкой: они хотели добиться полного ухода русских с Зеи. Тем не менее, слухи о войне смолкли, и 1682-й год прошел без каких-либо крупных столкновений.