Казаки на персидском фронте (1915–1918)

На шестьдесят шестой версте от Казвина, у самой дороги, мы увидели огромный желтый квадрат. Высокие глинобитные стены. Стучали в ворота нещадно. Погорелов перелетел через стену, но и изнутри открыть ворот не мог. По-видимому, никого во дворе не было. Через полчаса с помощью солдат ворота были открыты. Это было брошенное наспех ханское поместье. В нем не было ни души. Из-за перевала, через горы напрямик, сюда верст двадцать, а по шоссе – пятьдесят. Боялся хан приближающейся войны; велел всем уходить; женщины, слуги и скот – все было поспешно увезено в другое имение, южнее и подальше от дороги. Богатое поместье, и большое, видимо, было в нем население. Это не село и не двор. Городок-крепость. У высоких желтых стен расположены комнаты; их много, без конца, – маленькие и большие, по преимуществу маленькие. Комнат всех около четырехсот. Потолки – рукой достать, земляные полы, изредка побеленные стены, незатейливые украшения.

Погреба, подвалы и подвальчики; закрома, чуланы и чуланчики, ямы для хлеба – разной формы, разных размеров, длинной вереницей тянутся вдоль южной и западной стен этого своеобразного строения. Двор – огромный. Во дворе – много воды, большие конюшни, запасы дров, сена, саману.

Не успели вывезти. Мебели почти нет – увезли. Всюду следы поспешного отъезда: мусор, обрывки бумаги и тряпок. В одной из комнат эрдерума Погорелов нашел небольшой портрет молодой персиянки, с узким, овальным лицом и большими черными глазами. По-видимому, портрет обронили. Поместье было новое, рассчитанное на большую семью и дворню. Как раз то, что нам нужно.

Целую неделю мы перевозили больных, инвентарь и запасы. Здесь были открыты здравница и распределитель. В новых складах мы держали много санитарного имущества на случай быстрой переброски на фронт, для боевых операций. Здесь же на легкой работе или в резерве отдыхали наши утомленные сотрудники.

Проезжие любили останавливаться в Садых-Абаде – передохнуть несколько часов, а то и день. Мы приглашали Баратова.

– Слыхал, что у вас там не то крепость, не то рай земной. Как же, приеду… только когда? – Посмотрел в полевую книжку. – В четверг.

Условились в четверг.

Из Казвина привезли повара Мехти, который должен был показать разные кулинарные чудеса. К приезду такого почетного гостя готовились. Я был за перевалом, в Мамагане у Корчагиной, и к вечеру должен был заехать в штаб за Баратовым, чтобы вместе ехать в Садых-Абад. Ехать нужно было на автомобилях верст сорок.

Я застал Баратова несколько озабоченным.

– Какая досада, я боюсь, что сегодня не удастся к вам проехать; будет очень поздно.

– ?!..

– У меня срочное совещание с начальником штаба, да еще с двумя приехавшими. Да вы их знаете. А что, если…

Я понял его мысль.

– Вы, Ваше превосходительство, пригласите всех к нам. Там и переговорите.

Выход был найден.

Через четверть часа большая серая машина командира корпуса и мой маленький жук-«форд» катили по извилистому и волнистому шоссе из Аве в Садых-Абад. Санитары выстроились и, улыбаясь, кричали на приветствие Баратова:

– Здравия желаем, Ваше…ствооо!..

У ворот стояло несколько персов – глазели на белую папаху Баратова. Откуда они взялись? Место было пустынное. Разве из караван-сарая, что напротив?

Приезжие удалились на совещание. Я не был на нем, но позднее узнал, что на правом фланге, у Биджар, назревала новая операция. Курды вели себя крайне вызывающе; между русскими войсками и курдами происходили недоразумения. Генерал и полковник приехали оттуда с докладом и просили указаний.

Совещание кончилось поздно. Ждали ужинать. Стол был приготовлен в небольшой с низким потолком комнате, человек на десять. Одна из стен в этой комнате была стеклянная. Стену составляли большие окна – во всю высоту комнаты, с тонкими изогнутыми, различной формы рамами. Вверху окон стекла были разноцветные, из небольших кусочков – красных, синих, зеленых, желтых. Преобладал красный цвет. На полу лежал большой султан-абадский ковер.

За столом сидели долго и, по обычаю кавказской армии, без конца приветствовали друг друга. Мехти действительно оказался артистом. Рис белый, рис желтый, рис красный и еще какой-то, и еще что-то. Казалось, ужас никогда не кончится. Около Баратова поставили большой пирог. Хозяйка предложила почетному гостю разрезать его, сославшись на традиции восточного гостеприимства.

Пирог был на большой квадратной жестянке. Он был золотистый, отлично запечен и казался с виду необыкновенным пирогом. Баратов придавил ножом верхнюю корку, как вдруг… из пирога вылетела птица. Затрепыхалась, заметалась над головами сидевших, и стала биться об стеклянную стену. Уцепилась коготками за выступ оконной рамы и беспомощно повисла на изломе узора стекла. Это был скворец. Никто не ожидал такого фокуса. Стало оживленнее и шумнее. Шутка имела успех. Спорили, выпускать на волю или нет. Говорили, что если выпустить сейчас, – улетит от нас веселье, от женщин счастье. Начальник штаба просто сказал:

– Выпускать нельзя – темно, и скворец заблудится.