Казаки на персидском фронте (1915–1918)

– Причина всякого явления – совокупность всех предшествующих прецедентов, за которыми данное явление неизменно и безусловно следует.

Великий князь фатально вложил свою долю участия в революцию. Выстрел в Распутина прозвучал, как первый удар грома начинавшейся всероссийской грозы. Гулким эхом раскаты ее отозвались по всей России и докатились до нашего далекого фронта. Вспомнили банкет в Казвине и… оставили великого князя в покое.

* * *

Прошел семнадцатый год. Летом восемнадцатого мне довелось прожить некоторое время под Тегераном, на даче.

Слуга наш, флегматичный Шабан, сегодня особенно оживлен. Он сидит у мангала и готовит кебаб[65]. Соломенным веером раздувает огонь на жаровне. Деревянные угли при взмахе веера вспыхивают багрово-синим огнем, а трескучие искры летят во все стороны и мгновенно умирают – и на земле, и на одежде Шабана, и на его лице. Он щурится от дыма, а лицо улыбается.

– Что с тобой? – спрашиваю. – Чего ты смеешься?

– Больше посуды бить не буду. Несчастье прошло.

– ?!

Шабану действительно не везло. Каждый день что-нибудь разобьет – тарелку, стакан, чашку. Перед самым обедом – миску с супом перевернет.

– Что с ним такое приключилось, – спрашиваю жену, – ведь в Казвине как будто этого не было.

Шабан продолжает:

– Нехорошо, что посуду бью, знаю… Это чужое ко мне пристало. Сегодня ходил к мулле. Просил помощи. Мулла дал бумажку, написал на ней. Велел бросить на землю. «Несчастье, – говорит, – пройдет». Все сделал, как мулла сказал.

– Что ж мулла на бумажке написал? – спрашиваю.

– Написал… что не знаю… только теперь несчастье перейдет к другому. Кто наступит на бумажку, тот теперь будет посуду бить.

– Вот тебе и на… Как же…

В ворота стучали. Разговор пришлось прервать.

– Арбаб! Гости приехали к нам, – доложил Шабан.

Я давно уже отвык от гостей и пошел посмотреть.

На белом арабе с пушистым малиновым хвостом сидел великий князь Дмитрий Павлович. Конь с крашеным хвостом был из конюшни шаха – подарок великому князю.

– Я живу недалеко от Вас. В Английской миссии. У англичан гостем. Попросил зайти.

Очень тосковал великий князь в Тегеране, в гостях у англичан. Говорили о России, о революции, о путях, по которым пойдет она.

– Западноевропейские революции нам не в пример. «Умом России не понять, аршином не измерить»… Помните, как любил повторять слова Тютчева Н.Н. Баратов.

Два фокстерьера лежали на веранде; один из них забрался на колени к моему гостю.

– Это Ваши? Вы очень любите собак? Я тоже. Хотите, я Вам подарю щенка? Совсем маленький. Что из него выйдет – неизвестно. Знаю только его мать. Из английской миссии – немецкая овчарка. Чистопородная, а отец неизвестен.

Я поблагодарил.

На другой день вестовой великого князя принес мне очаровательного двухнедельного щенка. Через полгода щенок превратился в огромную черную борзую.

Я покинул Персию и оставил временно моего четвероногого друга в надежных руках… до моего скорого возвращения.

Прошли годы. Я не вернулся в Персию.

Как легко мы теряем верных друзей!

Глава семнадцатая В КУРДИСТАНЕ

Это было летом семнадцатого года.

Наши войска опять прочно стояли по всему необъятному фронту Персии, от Энзели до Ханекена и от Сенне до Исфагани. Все пути через Персию в Афганистан и Индию германо-туркам были отрезаны. В феврале еще англичане под командой генерала Мода разбили многочисленные силы турок под Кутом. Это поражение заставило турок стремительно уходить с нашего фронта и очистить Хамадан. На флангах, в Курдистанском районе – Биджар-Сенне – и Довлет-Абадском, началось также отступление. Англичане наступали на Багдад. Русское командование, чтобы поддержать это наступление и обеспечить его с правого фланга и тыла – со стороны турок из Моссула, через Персию, – отдало приказ о наступлении. Наши войска, отдохнув за зиму и пополнив свои ряды прибывшими частями из России, бросились преследовать противника. Весна бодрила, хотелось движений, и казаки с песнями выступили в поход. Горные боковые проходы были еще завалены снегом, а внизу, у склонов, бурлила вода и низкие плато плоскогорья были покрыты лужами и озерами. Кони шлепали по колено в холодной воде, по топкой грязи, карабкались по обрывам ущелий, делая огромные переходы по 50–60 верст. Казаки, добираясь до ночлега, падали от усталости и, как убитые, спали до восхода солнца. Фуражиры выбивались из сил в поисках фуража для коней, да и казаки очень плохо питались. Турки опустошили весь край – достать зерно и провизию было очень трудно. Преследовали с боями, захватывали военные трофеи. Вначале радовались, а потом надоело. Устали. Уже прошли более четырехсот верст – до Диалы. Партизанский отряд Бичерахова ушел далеко вперед и оперировал уже в Месопотамии, вблизи у англичан…

* * *

Горные племена опять заявили себя нашими друзьями. При отступлении от Ханекена курды плохо соблюдали дружеские с нами отношения. Они нарушали прежние договоры, нападали на наши одиноко идущие транспорты, обозы и даже отряды, и этим очень затрудняли операции и снабжение.