20-е числа октября 1918 года запомнились в Корниловском конном, входившем в бригаду полковника Науменко, как «хождение по Урупу». Переходы за реку и обратно, будничная разведка и бои. В ходе одного из них в плен сдались два полка пеших казаков Ла-бинского отдела, мобилизованных Таманской красной армией при отходе. Они были рады, что их атаковали свои же казаки, не считали себя пленными и тут же просились в бой с красными. Их отправили в штаб дивизии, где на следующий день Врангель, выделив четвертую часть «начальствующего состава», приказал их расстрелять722
.Ноябрь. Тяжелые бои 1-го Конного корпуса генерала Врангеля с Таманской красной армией. 1 ноября Кубанская конная бригада полковника Бабиева захватила Ставропольский вокзал. Затем Корниловцы форсируют реку Калаус. Бабиев был в отчаянии: его красавец конь выбыл из строя. За время Ставропольской операции — месяца непрерывных боев — он его загнал. Расседлывали коней редко, да и не любил Бабиев медленные аллюры. После намета резко останавливал коня, в три прыжка, чем и посадил его на передние ноги. Переправившись на противоположный берег реки, его конь завяз и упал на передние ноги. Бабиев, как воробей, через голову его прыгнул на берег... Прислан заводной конь, в хорошем «теле». Конь как конь, но, сев на него, Бабиев «поблек». Он уже не подлетал к полку, а приближался какой-то непонятной рысью. Ни аллюра, ни повода. И привет-
«Ssi_1^»
ствие, и ответы казаков звучали буднично и недружно. Удивительно, как конь под седоком меняет и самого седока.
При подходе к селу Петровскому, по команде Бабиева «Песенники, вперед!», рысью выезжают человек двадцать — и начинают торговаться:
— Яку?.. Та ця нэ пройдэ. Ну а яку ж?..
Называются другие песни.
— Та ця погана... надойила...
Бабиев выходит из себя:
— Что вы там торгуетесь? Начинайте!
Казаки запели, и как всегда у черноморцев — красиво, могцно, с душой. Бабиев сразу же отошел. «Вот чертовы хохлы, — говорит и улыбается. — Пока раскачаешь их — перерваться можно... но когда запоют — молодцы. Нашим линейцам не дойти до них. Я учил свою 3-ю сотню 1-го Лабинского полка петь песни... не то».
Бабиев был горячим, но и быстро отходчивым начальником. Сам пел хорошо, но линейные песни. Он любил в песнях казачий гик, свист, крик, тарелки, бубен, зурну, вообще — любил «бум».
Генерал Деникин в «Очерках Русской Смуты» пишет, что в боях за село Петровское — узел дорог «изможденные до последней степени многочисленными непрерывными боями казачьи кони отказывались уже работать, и кубанцы преследовали противника шагом, атаковали рысью...».
Здесь следует отметить, что конные атаки казачьих полков могли быть только на карьере. Никто из кавалерийских начальников, тем более Бабиев, не будет производить атаки рысью, так как на этом аллюре конница окажется перебитой ружейным и пулеметным огнем противника, не говоря уже об артиллерийском. Атак рысью не бывает. Бабиев признавал только конные атаки, как завершение боя и законченность победы над противником.
В ночь на 22 ноября получен приказ генерала Врангеля: 1-й Конной дивизии (пять полков) окружить пехоту красных в селе Спицев-ка и уничтожить ее. Корниловский конный и 1-й Линейный полки выступили под общим командованием Бабиева. На рассвете бригада вышла к селу, полки пошли наметом.
«Бабиев перед боем всегда держал свой револьвер за бортом черкески («На всякий случай — если шашку уроню», — как-то сказал он Ф. Елисееву).
Его здоровая рука занята поводом. Правая же — недействующая. По-черкесски — револьвер он носил на левом боку.
— Вытащи мне револьвер и дай! — бросил он фразу.
Кобура у него длинная и мягкая. Сразу не вытащить из нее револьвера, да еще на намете. Все же вытащил, передал. Он его сунул за борт. Потом, намотав повод на правую руку — левой рукой, кое-как вытянул из ножен шашку. Все эти характерные мелочи для тех, кто не знает, кто не видел Бабиева в конных атаках. И, таким образом приготовившись, все на аллюре «намет», он, повернувшись всем корпусом в седле назад, к своему полку, громко, растяжно, выкрикнул:
— В ЛИ-НИ-Ю-У КО-ЛО-ОНН!..
И сотни, не ожидая исполнительной команды МАРШ-МАРШ! — широким наметом бросились на уровень головной сотни. Корниловский полк выскочил на плато. Красноармейцы, обозы, кто как попало, без дорог, сплошной саранчой — скакали-бежали на юг.
— ШАШКИ-И К БО-О-Ю-У-' — прорезал раннее утро пылкий Бабиев, и сотни блеснули обнаженными клинками.
Красные драпанули сильнее. Подняв шашку вверх, как предварительный знак для новой команды, он наклонил ее в сторону красных и зычно, коротко выкрикнул:
— В АТАКУ!
По перестроению полка «в линию колонн» — штаб полка оказался на левом фланге. И когда сотни бросились в карьер, Бабиев, повернув голову к сотням, высоким фальцетом, поверх их голов прокричал протяжно:
— А-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-А-А!..
Так кричали-алкали курды на Турецком фронте, когда нужно было дать тревожную весть «своим» через далекое пространство или когда шли в конную атаку.
Прокричав это, он остановил коня, весело смотря на несущихся вперед своих казаков...»723