Дикий красный огонёк в глазах у Казана медленно стал смягчаться. Он ступил передней лапой на порог и остановился. Молодая женщина позвала его вновь. Как вдруг ноги под ним подкосились, он поджал под себя хвост и вполз с чисто собачьей манерой, точно совершил какое-нибудь преступление. Он любил тех, кто жил в этой избушке, но саму избушку ненавидел. Он ненавидел все избушки вообще, потому что от них веяло на него плетью, дубиной и рабством. Подобно всем ездовым собакам, он предпочитал снег в качестве постели и ветви елей в качестве убежища.
Иоанна протянула руку к его голове, и от её прикосновения по всему его телу пробежала странная радостная дрожь, которая вознаградила его за Серую волчицу и за всю дикую свободу. Он поднял голову, и его морда вдруг оказалась у неё на ладони, и он закрыл глаза, в то время как это удивительное маленькое создание, этот ребёнок, который составлял для него всегда такую загадку, топотал по его спине своими ножками и тащил его за бурую шерсть. Он любил эти детские побои даже ещё больше, чем прикосновение руки Иоанны.
Без малейшего движения, не обнаруживая ни одного мускула на своём теле, Казан лежал, как сфинкс, и едва дышал. Не раз эта его поза заставляла мужа Иоанны предостерегать её. Но волчья кровь в Казане, его дикая отчуждённость и даже его дружба с Серой волчицей только больше заставляли её любить его. Она понимала его и доверяла ему вполне.
В дни последнего снега Казан показал себя на деле. Проезжал мимо на собаках какой-то зверолов. Маленькая Иоанна заковыляла к одной из его собак. Последовали злобное щёлканье челюстями, крик ужаса со стороны матери и возгласы людей, побежавших к собакам. Но Казан опередил их всех. С быстротою пули он примчался к собаке и схватил её за горло. Когда их разняли, то собака была уже мертва. Иоанна думала об этом теперь, когда её ребёнок прыгал и тормошил Казана за голову.
– Славный, хороший Казан! – воскликнула она ласково, приблизив к его морде своё лицо почти вплотную. – Мы рады, Казан, что ты пришёл, потому что эту ночь ребёночек и я должны провести только вдвоём. Папа уезжает на пост, и в его отсутствие ты будешь нас охранять.
Она завязывала ему нос концом своей длинной, свешивавшейся шали. Это всегда забавляло ребёнка, потому что, несмотря на весь стоицизм Казана, ему всё-таки хотелось иной раз нюхать и чихать. Это, впрочем, забавляло и его самого. Он любил запах шали Иоанны.
– Ты будешь защищать нас, если понадобится? – продолжала она. – Да?
И она быстро встала на ноги.
– Надо запереть дверь, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты сегодня от нас убегал. Ты должен остаться с нами.
Казан отправился к себе в угол и лёг. Как там, на вершине Солнечной Скалы, носилось в воздухе что-то странное, что смущало его, так и здесь теперь была в хижине какая-то тайна, которая его волновала. Он нюхал воздух, стараясь понять этот секрет. В чём бы он ни состоял, но ему казалось, что и его госпожа тоже захвачена этой тайной. И она действительно достала все свои пожитки, разбросала их по всей избушке и стала связывать их в узлы. Поздно вечером, перед тем как ложиться спать, Иоанна подошла к нему и долго его ласкала.
– Мы уезжаем отсюда, – шептала она, и что-то похожее на слёзы слышалось в её голосе. – Мы едем домой, Казан. Мы отправляемся на родину, где есть церкви, города, музыка и разные красивые вещи. Мы и тебя возьмём с собою, Казан!
Казан не понял её. Но он был счастлив от того, что женщина была так близко к нему и разговаривала с ним. В такие минуты он забывал о Серой волчице. Собака побеждала в нём волка, и женщина с её ребёнком составляли собою весь его мир. Но когда Иоанна улеглась спать и всё в избушке вдруг затихло, к нему вернулось его прежнее беспокойство. Он вскочил на ноги и стал пытливо ходить по комнате, обнюхивая её стены, дверь и вещи, которые укладывала Иоанна. Он тихонько заскулил, Иоанна, которая ещё не спала, услышала его и проговорила:
– Успокойся, Казан! Лежи смирно и спи!
Долго после этого Казан стоял в волнении среди комнаты, прислушивался и дрожал. А издалека чуть слышно до него доносился призыв Серой волчицы. Но в эту ночь он уже не был криком одиночества. Он пронизывал Казана насквозь. Он подбежал к двери, поскулил около неё, но Иоанна уже спала глубоким сном и не услышала его. И ещё раз он услышал вой, но всего только один раз. А затем снова водворилась тишина. Он улёгся у самой двери.
Проснувшись рано утром, Иоанна нашла его там; он всё ещё был настороже и во что-то вслушивался. Она отворила ему дверь, и он моментально от неё убежал. Его ноги едва касались земли, так быстро он мчался по направлению к Солнечной Скале. Ещё с долины он смотрел на её вершину, которая была залита золотыми лучами восхода.
Он добежал до узенькой, вившейся изгибами тропинки и быстро стал всползать по ней, как червяк.