Издалека, за целую милю от них, донёсся единичный заунывный, протяжный вой.
Это был вопль настоящего хозяина пустыни – волка. Это была тоска по пище. Это был крик, от которого холодеет кровь у человека, который заставляет лося и оленя вскочить сразу на ноги и задрожать всем телом, вой, который разносится по лесам, горам и долам, как песня смерти, и который эхо повторяет в звёздные ночи на тысячи миль вокруг.
Затем наступило молчание, и в его торжественной тишине Казан и Серая волчица стояли плечом к плечу, мордами в сторону доносившегося до них воя, и в ответ на этот вой в них вдруг заработало внутри что-то странное и таинственное, потому что в том, что они услышали, не было ни угрозы, ни предостережения, а заключался братский призыв. Там, далеко, значит, были какие-то представители их собственной породы, – может быть, целая стая. И, сев на задние лапы, Серая волчица послала ответ на этот вой, жалобный и в то же время торжествующий, который говорил её голодным братьям, что именно здесь их ожидала богатая тризна.
И между двумя такими криками рысь, точно змея, проскользнула в глубокие, освещённые луною лесные пространства.
Усевшись на задние лапы, Серая волчица и Казан стали поджидать. Прошло пять минут, десять, пятнадцать – и Серая волчица стала беспокоиться. На её призыв не последовало никакого ответа. Она опять завыла, причём Казан, дрожа всем телом, вслушивался в пространство, – и опять последовало в ответ мёртвое молчание ночи. Так не могла бы вести себя стая волков. Она знала, что стая никогда не убежала бы дальше, чем мог долететь до неё её голос, и это молчание удивляло её. А затем с быстротою молнии к ним обоим вдруг пришла мысль, что эта стая или единичный волк, крик которого они услышали, могли быть от них уже где-нибудь поблизости. Да, запахло чем-то знакомым. И действительно, минуту спустя Казан уже заметил двигавшийся на лунном свете какой-то предмет. За ним вдруг появился ещё и другой, и третий, пока наконец ярдах в семидесяти от них не обрисовались вдруг пять фигур, сидевших полукругом. Затем все они растянулись на снегу и улеглись без движения.
Ворчание Серой волчицы обратило на себя внимание Казана. Его слепая подруга вдруг попятилась. При лунном свете её белые клыки блеснули угрозой. Она заложила назад уши. Всё это удивило Казана. Почему она сигнализировала этим ему опасность, когда там, на снегу, волки, а не рысь? И почему эти волки не подходят ближе и не приступают к трапезе? Он не спеша отправился к ним сам, а Серая волчица в это время стала отговаривать его повизгиваниями. Но он не обратил на это внимания и смело выступил вперёд, подняв высоко голову и ощетинив спину.
В запахе чужестранцев Казан отличил что-то новое, что всё-таки было ему раньше известно. Этот запах заставил его ускорить шаги, и когда наконец он остановился в двадцати ярдах от того места, где лежала на снегу эта небольшая группа, то шерсть на нём слегка зашевелилась. Один из пришельцев вскочил и пошёл к нему навстречу. Другие за ним последовали – и в следующий за тем момент Казан уже был окружён со всех сторон, вилял хвостом, обнюхивал их, и они его обнюхивали. Это оказались собаки, а не волки.
Где-то в уединённой избушке среди пустыни умер от заразы их хозяин, и они убежали от него в лес. Они ещё носили на себе следы запряжки. На них ещё были ошейники из лосиной кожи, волосы на боках были повытерты, а одна из этих собак ещё волочила за собою ремень в три фута длиною. Глаза у них были красны и при свете луны и звёзд сверкали голодом. Они были худы, подтянуты и истощены, и Казан тотчас же повернул назад и повёл их к мёртвому лосю. Затем он вернулся к Серой волчице, и гордо уселся на задние лапы рядом с нею, и стал вслушиваться в то, как голодная компания стучала зубами и раздирала на куски мясо.
Серая волчица тесно прижалась к Казану. Она тёрлась мордой об его шею, и он, отвечая на её ласку, быстро по-собачьи облизывал её языком, стараясь убедить её, что всё обстояло благополучно. Она лежала на снегу врастяжку, когда собаки окончили свой праздник и со своими обычными манерами явились к ней обнюхаться и поближе познакомиться с Казаном. Казан держал себя с ними как её телохранитель. Громадный красноглазый пёс, который волочил за собою ремень, задержался около Серой волчицы на десятую часть секунды дольше, чем следовало, и Казан предупредил его яростным рычанием. Пёс отскочил назад, и клыки их обоих сверкнули над лежавшей Серой волчицей. Это было турниром их расы.