С криками люди бросились их разнимать. Опять и опять их плети замелькали в воздухе, как ножи. Удары пришлись как раз по Казану, так как он находился наверху, и едва только он почувствовал жгучую боль от стегавших плетей, как к нему тотчас же возвратилось воспоминание о минувших днях – днях плети и дубины. Он заворчал. Пришлось разжать челюсти и выпустить горло эскимосской собаки. А затем из толпы собак и людей вдруг выскочил человек с дубиной. Он ударил ею Казана с такой силой, что он отлетел прямо на снег. Дубина поднялась в воздухе ещё раз. За дубиной показалось лицо со зверским выражением, всё красное от огня. Это было точь-в-точь такое же лицо, благодаря которому Казан убежал в пустыню, и, как только дубина опустилась, он увернулся от её тяжёлого удара и оскалил клыки, сверкнувшие, как ножи из слоновой кости. В третий раз поднялась дубина, но теперь уже Казан был вне её удара и, схватив человека зубами за руку, разодрал её во всю её длину.
– Ой-ой-ой! – заревел человек от боли. Увидев, как сверкнуло дуло ружья, Казан со всех ног бросился к лесу. Раздался выстрел. Что-то похожее на раскалённый уголёк пролетело вдоль всего тела Казана, и уже в глубине леса он остановился, чтобы зализать сгоревшую шерсть в том месте, где пуля пролетела настолько близко, что контузила его и сорвала с него шерсть.
Серая волчица всё ещё поджидала его под можжевельником, когда он возвратился к ней обратно. Она радостно выбежала к нему навстречу. Второй раз человек возвращал ей Казана. Он стал лизать ей шею и морду и несколько времени простоял, положив ей на спину голову и прислушиваясь к долетавшим до него издали звукам.
Затем, опустив уши, он побежал на северо-запад. Теперь уже Серая волчица следовала за ним охотно, бок о бок, как и в то время, когда он вёл за собой собак; потому что та удивительная способность, которая далеко оставляла за собой разум, говорила ей, что она опять была другом и женой и что путь, который оба они держали в эту ночь, приведёт их к прежнему жилищу под валежником.
Глава XVI
Сын Казана
Так случилось, что Казан, эта собака-волк, из всего им пережитого особенно помнил только о трёх событиях. Он никогда не мог забыть о тех минувших днях, когда он ходил в упряжи, хотя по мере того, как проходили зимы и лета, дни эти в его памяти становились всё тусклее и неразборчивее. Только во сне представлял он себе, как он познакомился с цивилизацией. Точно во сне, проходили пред ним образы первой женщины и тех его хозяев, у которых он когда-то жил. Никогда он не мог совершенно позабыть о пожаре, и о драках с человеком и животными, и о своих долгих охотах при лунном свете. Но воспоминание о двух событиях было при нём во всякую минуту, точно они случились только вчера; они были так ярки и так незабываемы для него среди других событий, как две северные звезды, которые никогда не теряют своего блеска. Одно из них касалось женщины. Другое – посещение рысью Солнечной Скалы, когда была ослеплена его Серая волчица. Третьей незабвенной вещью было для него жилище, которое он и Серая волчица подыскали для себя на болоте под валежником и в котором они пережили вместе стужу и голод.
Они оставили это болото ещё в прошлом месяце, когда всё оно ещё было покрыто глубоким снегом. В тот же день, когда они вернулись в него, солнце уже ласково сияло и наступили первые роскошные дни весеннего тепла. Повсюду, большие и малые, шумели потоки оттаявшего снега и слышался треск сосулек, зима умирала и на скалах, и на земле, и на деревьях, и каждую ночь после стольких минувших морозных ночей северное сияние отодвигалось всё дальше и дальше к Северному полюсу и теряло свою красоту. Не по времени рано стали распускаться почки на тополях, и в воздухе уже понёсся ароматный запах хвои можжевельника, кедра и сосны – там, где всего только шесть недель тому назад властвовали голод, и смерть, и молчание. Казан и Серая волчица остановились на краю болота, уже вдыхали в себя весенние запахи земли и вслушивались в шум пробудившейся жизни. Над их головами уже летали спарившиеся чибисы и, испугавшись их, пищали. Крупная сойка перебирала на солнышке клювом перья. Издали до них донёсся треск хвороста, ломавшегося под тяжёлыми копытами лосей. С каменистого кряжа позади них долетел до них запах медведицы, старательно отгрызавшей от тополя почки для своего шестинедельного медвежонка, родившегося у неё во время глубокой спячки. В теплоте солнца и в аромате воздуха Серая волчица постигала тайну супружества и материнства. Она тихонько скулила и толкала слепой мордой в бок Казана. Вот уже сколько дней она по-своему старалась ему что-то втолковать. Более, чем когда-либо, она испытывала желание забраться в тёплое сухое гнездо у себя под валежником. Она была теперь совершенно равнодушна к охоте. Звук ломавшегося под раздвоенными копытами хвороста и запах медведицы и её медвежонка теперь уже не производили на неё никакого впечатления. Ей хотелось поскорее добраться до валежника, растянуться там и ждать. И она старалась, чтобы Казан понял её желание.