Казанова в Петербурге

— Вы недавно видели императрицу? — загорелся любопытством кавалер. Он засыпал Ринальди вопросами: как выглядит монархиня, во что одета, не намерена ли куда-нибудь уехать из Петербурга?

— Между прочим, речь коснулась вас, — как ни в чем не бывало сообщил Ринальди.

Кавалер подпрыгнул.

— Мы говорили об архитектурных ордерах. Государыня очень образованна и во всем разбирается. Вообще, она — перл среди женщин. Трудолюбие — ее основная черта. Представьте, она встает с рассветом и тут же садится за составление законов…

— Вы говорили об ордерах… — простонал кавалер.

— Да, и я сказал, что некий просвещенный венецианец, друг Винкельмана, рассказывал мне о новых веяниях в искусстве. Тут государыня спросила: «Высокий и смуглый?» Она где-то вас видела.

Лицо кавалера расплылось в блаженной улыбке. О женщина! Да, видела. Единожды, на зимнем карнавале: всепроникающий, сладостный взгляд, длившийся мгновение, но составивший вечность.

В ту ночь он удивил Заиру, оставив ее в покое, и лишь томно потягивался на кровати, развалясь во весь свой немалый рост, долго не в силах уснуть.

Наутро он помчался к графу Панину, счастливо застал его, был принят и без обиняков сказал, что не может уехать, не лицезрея монархиню, столь мудро управляющую великой и прекрасной страной. Панин, помолчав, ответил так же откровенно:

— Вас плохо отрекомендовали Григорию Григорьевичу Орлову.

— Кто же? Уж не Зиновьев ли?

— О, — усмехнулся вельможа, — у вас есть враги опаснее. Ни за что не догадаетесь. Это граф Сен-Жермен.

Сен-Жермен!.. Будто гром раздался с ясного неба. Его всегдашний соперник, опережавший его в славе, в успехах у женщин, в милостях королей, более одаренный, загадочный, обаятельный, образованный и, как ни досадно, более утонченный. Утверждал, что помнит Понтия Пилата, и ему верили. Кавалер боролся с ним, где только мог. Помнится, несколько лет назад в Гааге ему удалось восстановить против графа французского посланника и еще кое-кого, сорвав грандиозную денежную аферу своего врага. Последний раз они виделись около года назад, когда, прибыв в Кале из Лондона, кавалер сильно досадовал на вывезенную из Англии болезнь, и граф с милой улыбкой предложил вылечить его за три дня с помощью пятнадцати пилюль. Слава Создателю, он не решился глотать эти подозрительные пилюли.

— Сен-Жермен — человек необыкновенный, — пробормотал кавалер. — Первый среди обманщиков, король шарлатанов, астролог и чародей. Но откуда ему знать Григория Орлова?

Спокойный и снисходительный, Панин, перебирая бумаги, рассеянно ответил:

— Сен-Жермен долго жил в Петербурге и даже принимал участие в славной революции, возведшей на престол нашу государыню.

Его посетителю оставалось только заскрежетать зубами. Проклятый колдун был здесь в знаменательном 62-м году! Неужели этот самозваный граф действительно наделен способностью предвидеть события?

— Но ведь Сен-Жермен сейчас далеко…

— Он прислал письмо, — живо объяснил Панин.

Все было кончено. Интересно, что именно сообщено Орлову? Впрочем, даже если крупица славы Джакомо Казановы достигла ревнивых ушей фаворита, ни высочайшей аудиенции, ни должности ему не видать. Черт подери Сен-Жермена, Григория Орлова и Екатерину — эту современную Агриппину, за три неполных года своего правления успевшую отправить на тот свет двух законных российских императоров, а собственного сына лишить короны.

Вернувшись в гостиницу, он отобрал карты у перепуганной Заиры и распорядился:

— Собирайся: мы едем в Москву. Заира взвизгнула от радости.

Вечером, пока Заира весело укладывала в чемодан свои ленточки и воротнички, болтая с горничной, кавалер ужинал один внизу, и сам герр Бауэр прислуживал ему. На ужин в числе прочего подавалось кушанье необычайное — жареная корюшка. Мощный, крепкозубый рот кавалера работал без устали, поглощая горы мелкой рыбешки. Запивая сей дар невских вод отменным французским вином, кавалер повторял строку Горация «Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему». Он был весел и доволен жизнью как никогда.

ДОРОГА В МОСКВУ

В Петербурге перестало темнеть. Если зимой кавалер не мог определить, который час, и собирался спать уже в обеденную пору, то теперь, с удивлением глядя на солнце, сверкавшее чуть ли не в полночь, он возмущенно осведомлялся, когда же настанет ночь.

— Месяца через полтора, — ответили ему. — Коротенькая.

Услышав облегченно, что в Москве с ночью все обстоит благополучно, он заторопился в дорогу. Прежде всего он предусмотрительно озаботился рекомендательными письмами и обзавелся ими без труда в большом количестве. Был нанят возница, удобный экипаж и две тройки лошадей, — все очень недорого, особенно если учесть, что проехать только в один конец надо было 500 итальянских миль, или, как выражались московиты, свыше 600 верст. Местная дешевизна продолжала удивлять кавалера: денег в России было мало, и они очень ценились. В дорогу он решил взять, помимо Заиры, гайдука и пару добрых пистолетов. Проверив, достаточно ли перин навалено на дно экипажа и много ли съестного запрятано по ящикам и карманам в стенках, кавалер назначил день отъезда.