Каждая сыгранная нота

Атмосфера праздничного ужина проникнута одновременно полнейшей уверенностью и сиюминутной неуверенностью в будущем Ричарда, мыслимом и немыслимом. Никто не говорит ни слова, никто ничего не ест. Заканчивается последняя песня из рождественского альбома Бинга Кросби. В столовой повисает тишина. Ричард обводит взглядом еду, оставшуюся на столе, домашнюю пищу, от которой теплеет на душе и которую Грейс отвергла, отказываясь от этого тепла, — двенадцать блюд, приготовленных Кариной самостоятельно по рецептам, доставшимся ей от родителей и бабушек с дедушками. Он сосредоточивает внимание на маковце — сдобном рулете с маком, его любимом — и решает рискнуть.

— Карина, ты не могла бы дать мне кусочек-другой рулета?

Поначалу она не реагирует, сидит с отсутствующим видом, как будто не понимая его просьбы. Он еще ни разу не просил, чтобы она его покормила. Когда до Карины все-таки доходит смысл его вопроса, в ее глазах появляется настороженность:

— Не знаю. А тебе можно?

— Всего парочку кусочков, маленьких. Я запью их молочным коктейлем. Какая же это Вигилия без маковца?

Тут она сдалась. Карина падка на традиции. Все еще пребывая в неуверенности, она отрезает тонкий ломтик рулета и кладет Ричарду на тарелку. Потом садится на пустой стул рядом с бывшим мужем и поворачивается к нему лицом. Большим и указательным пальцем отщипывает маленький кусочек рулета размером с зернышко кукурузы и держит его на весу.

— Я ж не птичка. Покрупнее, пожалуйста.

По-прежнему неуверенно она берет неиспользованную вилку, приготовленную для случайного гостя, и отрезает скромный кусочек рулета. Встречается взглядом с Ричардом и осторожно отправляет кусочек маковца в его открытый рот.

Ричард смыкает губы и держит кусочек во рту. Если бы вкусовые рецепторы могли плакать от радости, они бы точно разрыдались. Рот наполняется слюной, так что, может, этим они и занимаются. Сочный рулет, сметана и сливочное масло, сладкий мед, легкий привкус лимона, твердые семена мака. Он жует. Жует! Он и не помнит, когда и что в последний раз жевал. Наверное, бейгл. Чем бы это ни было, в памяти не отложилось. Этот же рулет божественен, сочетание оттенков вкуса и текстуры создает во рту фейерверк ощущений.

Пережевав этот кусочек рая до состояния жидкой кашицы, которую можно было бы всосать через трубочку, как смузи, Ричард начинает сосредоточенно глотать. Никаких проблем. Высовывает язык, как ребенок, показывает, что все проглотил.

Вскидывает брови и кивает в сторону тарелки. Карина подцепляет вилкой следующую порцию. Ричард открывает рот, и она его кормит. Они удерживают зрительный контакт, пока он жует. Карина бдительно следит за ним на тот случай, если что-то пойдет не так. Ричард молча дает ей знать, что он в полном порядке.

Он проглатывает и этот кусочек, просит следующий. Пока занят пережевыванием, смотрит в решительные зеленые глаза Карины, и ни мучительной неловкости, ни жалости — того и другого он до ужаса боялся, если его начнут кормить, в особенности она, — нет и следа. Вместо этого между ними возникает ласковая близость, тихая нежность, которых он совсем не ожидал. После следующего кусочка она вытирает ему салфеткой нижнюю губу, и он чувствует благодарность, а не стыд. Карина улыбается. Ричард жалеет, что столько месяцев отказывался от того, чтобы его кормили, и только представляет себе, сколько изумительно вкусной еды и чудесных мгновений он упустил, как начинает давится.

Наверное, он слегка переоценил свои силы. Может, отвлекся на неожиданное ощущение близости с Кариной. Как бы то ни было, Ричард непроизвольно передвинул комок рулета к глотке до того, как превратил его в пюреобразную массу, тем самым задействуя глотательный рефлекс раньше времени. Он не знает, запаниковал ли сначала и потому все пошло не так, или кусочек рулета попал не в то горло и заставил его паниковать, но в конечном счете у него в дыхательном горле застрял кусок клейкой рулетной кашицы, и теперь он не может дышать.

Хуже того — так как его брюшные мышцы и диафрагма ослаблены, он не может даже слегка кашлянуть, как это сделал бы здоровый человек, чтобы вытолкнуть наружу этот злосчастный кусок. Широко раскрытые глаза Ричарда, не мигая, лезут из орбит, Карина смотрит на него в упор. Она в ужасе, но не двигается, словно оцепенев. Ричард напрягает каждую мышцу и вену на шее, отчаянно пытаясь кашлянуть, глотнуть воздуха, позвать на помощь, но вместо этого только беззвучно задыхается.

— Мам! — вскрикивает Грейс, выдергивая свою мать из транса и побуждая действовать.

Карина начинает с силой ударять его по спине основанием ладони, точно он барабан бонго. Не помогает. Он представляет себе недоеденный кусок рулета в виде непросохшей бетонной пробки, застрявшей у него в трахее. Смотрит через стол на Грейс, которая сквозь выступившие слезы видится ему размытой и испуганной.