Каждое объятие (ЛП)

Несмотря на протесты энсина Чехова, комплексные номера были впервые определены на Земле итальянским математиком Героламо Кардано…

Это было ново для меня, испытывать такие удивительные трудности в выполнении такой простой задачи, как сдерживание моих эмоций перед моим капитаном.

— Я… пытался поцеловать тебя?

Я обернулся, не в силах противостоять искушению, хотя я знал, что взаимодействие с веществом-антивеществом, которое питает реакторы, регулируется магнитными констрикторами и требует кристаллов дилития, чтобы — я не должен был, и ошибка стоила мне какого-то небольшого самообладания, что ещё оставалось у меня.

Но мои мысли внезапно потрясенно изменились; пройти путь от логичного, организованного и черно-белого, к поразительному цветному вихрю ощущений и эмоций, и я мог оценить мускулистые руки Джима в рубашке с короткими рукавами, и его глаза, блестевшие на свету, сияние его волос, и то, как он кусает губу.

И звуки, исходящие от его тела, были как-то громче; кисти, обтянутые тканью и мягкое, но безумное биение его сердца, и я хотел услышать мелодию, которую его одежда может издать, когда окажется на полу у наших ног, и трепет его крови под моими пальцами…

— Так я сделал это?

Джим был в замешательстве и в панике, и, очевидно, надеялся, что я отвечу отрицательно.

— Нет. Вы ничего такого не делали.

Это правда. Он не пытался поцеловать меня. Он укусил мое ухо, и я всю ночь ощущал, как зубы погружались в мою плоть, и медитировал, чтобы научиться игнорировать мучительное возбуждение, нагревающее моё тело так легко, так мгновенно и полностью.

Джим вздохнул с облегчением.

— Хорошо, так что мы круты? У нас ведь всё хорошо?

— Да.

Я должен был попытаться звучать более собранно, потому что Джим подозревал, что не всё в порядке.

— Ты в порядке, Спок? Ты выглядишь… встревоженным.

Я был первым офицером Звёздного Флота, который позволил себе испытывать сексуальное влечение к своему капитану. Я, являясь вулканцем. Я не привык к тому, что мои собственные физические реакции были такими. Я никогда не чувствовал себя настолько бессильным, неспособным решить, когда и если я хочу, чтобы Джим коснулся моих рук… потому что это было со мной всё время, как постоянная, а не как переменная. И для того, чтобы это никак не повлияло на мои тщательно сформулированные планы на будущее, что-то настолько изящное, чтобы быть подавляющим, жестоким и смертельно опасным.

И ужасным.

— Спок. Что случилось?

Он подошёл ближе, глаза были полны беспокойства, и осторожно положил руку мне на плечо, чтобы попытаться поймать мой взгляд.

Никогда избегание его взгляда не было таким важным. Мой контроль был взломан грубо, поэтому я теперь был непредсказуемым и потенциально опасным. Хотел бы я рассказать ему. Хотел бы я сказать: «Вы не должны трогать меня, капитан, или я не буду нести ответственность за свои действия».

— Спок.

— Ничего не случилось.

Всё было не так.

— Не лги мне, — усмехнулся Джим и прикоснулся пальцем к моему подбородку, подняв его, чтобы иметь возможность встретить мои глаза. По всей видимости, его подавления были несколько понижены после последствий вчерашнего испытания, потому что это не была его обычная привычка, прикасаться ко мне в такой случайной или интимной манере.

— Ничего из того, что я хотел бы обсудить с вами, — ответил я резко и спокойно, позволив враждебности прозвучать в моём тоне, в надежде побудить Джима отпустить меня.

Казалось, это сработало, он медленно моргнул и опустил руку.

Когда она спускалась, кончики его пальцев опустились на мою шею, а затем на грудь, казалось бы, без смысла.

— Я беспокоюсь о тебе, Спок, — холодно сказал он, — я просто хочу помочь.

Тогда уходи! Оставь меня в покое!

Слова были похожи на отчаянный крик в моей голове. Я хотел крикнуть упрямому, волевому человеку. Это было не то, что часто случалось со мной, желание воскликнуть или использовать свой голос, чтобы выпустить эмоции. Возможно, я действительно заболел и меня лихорадило.

Но я не мог сказать этого Джиму. Точно так же, как я не мог сказать: «Ты похож на лихорадку в моих венах, ты заставляешь меня терять мои чувства с твоим непреодолимым умом и твоей гипнотизирующей красотой». Теперь иди, прежде чем я потеряю себя в тебе.

— Я знаю, что вы хотите помочь, капитан.

— Тогда позволь мне?

Я не мог ответить.

— Позволь мне помочь, Спок.

И он двинулся вперед, чтобы обнять меня, чтобы успокоить меня.

И я не остановил его.

Я должен был. Я должен был поймать его запястья своими руками и оттолкнуть его, и сказать: «Мы никогда не должны соприкасаться, Джим, не так». Но я этого не сделал.

Я был парализован, слабый, неспособный говорить словами, которые закончили бы это блаженное ощущение…

— Лучше? — мягко спросил Джим, его голос был добрым и успокаивающим.

Это было так. Это было намного лучше. Но не по причинам, которые должны были быть. Не потому, что Джим был моим другом, и облегчение, погружающееся в мои кости, исходило из этого комфорта. Это было лучше, потому что… потому что…

— Я не знаю, — признался я мягко, настолько тихо, что сомневался, что Джим услышал мой ответ вообще.