Каждому свое

Тишина, разумеется, не была абсолютной! На обратном пути из дома священника, где они оставили лондонскую хулиганку, они говорили очень мало… В доме священника жили вполне приятные люди: сам он приходился мисс Уонноп дядей, а три его дочери тоже были весьма симпатичными, хоть и напрочь лишенными индивидуальности… Там их ждали удивительно хороший кусок говядины, вкуснейший сыр и немного виски, доказавшего, что священник – настоящий мужчина. Зажженные свечи. Мать семейства, которая с поистине материнской заботой увела «преступницу» вверх по лестнице… частый смех дочерей… Отправка в путь на час позже, чем планировали… Но это было совершенно не важно: перед ними была целая вечность, хорошая, сильная лошадь – а она и впрямь была хороша!

Сперва они перебросились парой фраз – обсудили то, что в Лондоне Герти не страшна полиция, то, с каким великодушием принял ее в свой дом священник. А ведь одна она на поезде и до Чаринг-Кросс не добралась бы…

А потом они стали подолгу молчать. Рядом с их фонарем пролетела летучая мышь.

– Какая огромная! – воскликнула мисс Уонноп. – Это Noctilux major…

– И где вы научились этой абсурдной латинской классификации? – спросил Титженс. – Разве это не phalaena…

– У Уайта, – ответила она. – В его «Естественной истории Сельбурна» – единственная книга по этой теме, которую я читала…

– Это последний английский писатель, что умел писать, – заметил Титженс.

– Он называет холмы «величественными и прекрасными возвышенностями», – проговорила она. – И где вы только научились такому ужасному латинскому произношению? Ведь это же Phal…i…i…na! Рифмуется с «Дина», а не с «Елена»!

– Он называл холмы «грандиозными и прекрасными возвышенностями», а не «величественными и прекрасными», – поправил Титженс. – Как и у всех учеников общественных школ, мое латинское произношение основывается на немецком.

– Вот именно! – воскликнула она. – Папа рассказывал, что его это жутко раздражало.

– «Цезарь» – то же, что «Кайзер», – проговорил Титженс.

– Да ну их, ваших немцев! Никакие они не этнологи, и филологи из них дрянные! – сказала мисс Уонноп. А потом добавила, чтобы не казаться столь педантичной: – Папа так всегда говорил…

И воцарилась тишина! Мисс Уонноп поплотнее укуталась в плед, одолженный ей тетей, и теперь ее тень походила на черную гору со слегка вздернутым носом. Будь у нее шапочка квадратной формы, она походила бы на ткачиху, но на ней была красивая лента, и потому девушка больше напоминала богиню Диану. Ехать рядом со спокойной, тихой девушкой в тумане, не пропускающем лунного света, было и приятно, и волнительно. Копыта коня звонко стучали по дороге. Ближайший фонарь вдруг осветил коричневатую фигуру мужчины с мешком за плечами; он вжался в изгородь, а у ног его, жмурясь, стояла его собака.

«Хорошо он укутался, этот лесник, – подумал Титженс. – Вечно эти южные лесники спят всю ночь… А потом платишь им по пять фунтов за возможность поохотиться на выходных…» И тут он понял, что ему предстоит осесть дома. Больше никаких выходных с Сильвией в особняках среди высшего общества…

И тут его спутница внезапно проговорила, когда повозка выехала на просеку глубоких лесов:

– Я вовсе на вас не злюсь из-за того замечания о латыни, хотя вы повели себя удивительно невежливо. И я вовсе не хочу спать. Как же тут хорошо.

Он с минуту помолчал в раздумьях. Мисс Уонноп сказала какую-то девичью ерунду. Обычно она подобных глупостей не говорила. Нужно одернуть ее для ее же блага…

– Да, весьма неплохо, – проговорил он. Девушка посмотрела на него, повернув голову; теперь он больше не видел ее профиль. Месяц светил прямо у нее над головой, вокруг сияли неизвестные звезды; ночь была теплой. А ведь даже самым мужественным мужчинам не чужда снисходительность! Давно же он ее себе не позволял…

– Как это мило с вашей стороны! – воскликнула она. – Могли бы и намекнуть, что эта долгая, проклятая поездка отнимает у вас время на такую важную работу…

– О, думать я могу и по пути, – сказал Титженс.

– Вот оно что! Меня не задела ваша грубость, потому что я куда лучше знаю латынь, чем вы. Вы ведь и нескольких строк Овидия не процитируете без десятка ошибок… Там ведь vastum[30], а не longum[31]. Terra tribus scopulis vastum procurrit[32]. А дальше – alto, а не coelo… Uvidus ex alto desilientis…[33] Разве мог Овидий написать ex coelo?[34] С после x – это же просто язык сломаешь!

– Еxcogitabo![35] – насмешливо воскликнул Титженс.

– Напоминает собачий лай, – недовольно бросила Валентайн.

– Кстати сказать, – вставил Титженс, – longum звучит куда красивее, чем vastum. Терпеть не могу вычурные прилагательные вроде vastum…