Я уверена, что не зря.
Ровно в шесть часов мы с Ирой звонили в красивую дверь; Княжна держала в руках тортик из ближайшей кондитерской, а я – букет роз. И то, и другое было принято благосклонно. Элла провела нас в комнату, где за столом восседали, как античные мойры, три пожилые дамы. Обстановку я не запомнила, но ощущение красивого, любимого, ухоженного дома с собой унесла.
Одна из мойр была мама Эллы, весёлая, с лицом, привыкшим к улыбке, вторая – общая подруга, сдержанная, строгая, чем-то напоминающая мою мать, а третья – я сразу поняла – Зинаида Петровна. Тётя Зина. Статная красивая женщина с валиком седых волос на затылке и пронзительным взглядом. Элла представила нас друг другу: её маму звали Валентина Вадимовна, имя второй мойры я с перепугу не запомнила, а Иру представила с какой-то стати своим «ассистентом».
– Надо же, как всех вдруг заинтересовала Ксения Михайловна, – задумчиво сказала тётя Зина. И спросила, глядя на меня в упор: – А у вас уже есть какие-то публикации?
Пока я собиралась с ответом, на столе появилось угощение: закуски, красная икра (отборная, каждая икринка – чуть не с ягоду клюквы), наш торт, конфеты и бутылка японского сливового вина. Ира сглотнула слюну.
– Публикации у меня есть, – сказала я, не кривя душой, потому что действительно опубликовала за свою недолгую научную жизнь несколько статей по французско-русским литературным «рифмам». Тётю Зину, как ни странно, мой ответ устроил, уточнять информацию она не стала.
Элла радушно предложила всем вина.
– Я не пью, – хрипло сказала Княжна.
– Так и мы не пьём! – возмутилась вторая мойра. – Это чисто символически, за встречу.
Тараканова подняла на меня глаза, и я сказала:
– У Ирины сильная аллергия на алкоголь.
Умница Элла тут же заварила зелёный чай (с жареным рисом – генмайча, тоже японский). Княжна так поспешно хлебнула из чашки, что, по-моему, обожгла губы. Я выпила вина, пусть мне и не хотелось, отказываться было бы невежливо: нельзя вдвоём прикрываться одной аллергией, как слишком узким одеялом.
– А вы диктофон взяли? – спросила тётя Зина. – Анна – та всё записывала.
– У меня в телефоне есть. – Я заторопилась, полезла в сумку, оттуда выпала пачка сигарет с антирекламой «новообразований» – в общем, презентация прошла не лучшим образом.
Тётя Зина повернулась к Валентине Вадимовне:
– Ты, Валя, первая рассказывай. На правах хозяйки.
Вот наш разговор, записанный в Доме геологов.
В. В. Я знакома с Ксенией Михайловной с моих двенадцати лет. Я жила на первом этаже Дома геологов, то есть он был формально не первый, ещё имелся подвал, и наш этаж поэтому назывался «высокий первый». А Ксения Михайловна жила на третьем.
Мы тогда все жили в коммуналках. Вы знаете, что в Хабаровске два Дома геологов? Этот вот назывался Осиным гнездом, потому что здесь жили с соседями. А тот, где Зина живёт, на Петра Комарова, это уже было Дворянское гнездо – там отдельные квартиры.
Так вот, у нас была большая четырёхкомнатная квартира, две комнаты наши и две соседей. Конечно, мы мешали им ужасно, потому что у нас была большая семья: папа, мама, бабушка, старшая сестра, и ещё у нас постоянно жили два брата двоюродных. Когда мне исполнилось двенадцать лет, папа решил нас с сестрой учить музыке. Я любила петь, с детства хотела быть артисткой музкомедии. Ксения Михайловна жила наверху, папа её очень уважал, вот и спросил, сможет ли она заниматься с двумя девочками музыкой. Ксения Михайловна любезно согласилась. Я её, конечно, знала и раньше как соседку по дому. Она была маленького роста, сутулая, немножко полноватая.
Тётя Зина (
В.В. Слегка. Зина, я рассказываю свои впечатления, а ты потом расскажешь свои. Ксения Михайловна всегда была очень скромно одета. Даже сверхскромно. Мы все тогда жили очень бедно, годы послевоенные, но даже на этом фоне она выделялась. И, конечно, Ксения Михайловна взялась с нами заниматься не от хорошей жизни, а потому что достатка было мало. Она тогда жила с сыном Сашей, которого я прекрасно помню. Он учился в пединституте. Молодой, красивый, худенький.
Тётя Зина. И с шевелюрой…