Каждый дар – это проклятие

– Ого, – говорит Фиона, держа книгу в вытянутой руке и поворачивая ее. – Думаешь, это ее прощальный «крестраж» или что-то в этом роде?

– Ты же знаешь, я не смотрела эти фильмы.

– Знаю, – отвечает она и добавляет: – Уже поняла это.

– Что поняла? – мне требуется мгновение, чтобы вспомнить. – Роль? В «Шабаше»?

Она усердно кивает, выпучив глаза.

– Ага. Да, да, да.

– О боже! Поздравляю! И когда?

– В конце марта. Там решили подождать до весны. Так что какое-то время у меня есть.

– А как отнеслась к этому твоя мама? Тебе же нужно еще экзамены сдавать.

– В этом-то и дело. Я же до сих пор несовершеннолетняя и могу работать только несколько часов в день. Так что остальное время буду сидеть в гостинице в Белфасте и учиться. К тому же, когда она поняла, что там не будет тебя и что некому будет меня отвлекать, то сразу стала не против «Шабаша».

Я смеюсь.

– Мудро. Ну и ты заодно, я думаю, не будешь отвлекать меня.

Мы вдруг обнимаемся, крепко прижимаясь друг к другу, как это могут делать только девушки.

– Не так уж и много времени займут эти съемки. Всего пять недель, – говорит она, поджимая губы.

– А почему так грустно? – говорю я, наконец-то отстраняясь от нее. – Это же твоя мечта. Для тебя это идеальный вариант. Ты этого так долго ждала.

– Эгоистичная мечта, – пожимает она плечами. – И стоит ли она того, чтобы пожертвовать безопасностью друзей. И не только друзей, а тех девушек, Мэйв. Тех, тела которых нашли в зернохранилище… Лорны. Ей я уже ничем не могу помочь, но… У меня есть ум, понимаешь? И этот дар… Ну, то есть я же целительница. Разве я не должна поступить на работу в какую-нибудь лабораторию, где ищут лекарство от рака? Вместо того чтобы разыгрывать какие-то глупые истории?

– Истории тоже влияют на людей, – говорю я. – Истории могут…

– О, только не надо вот этих «истории могут изменить весь мир». Химиотерапия меняет мир посильнее любых историй. Мы все это знаем.

– Значит, вот какой, по-твоему, выбор? Истории или химиотерапия?

Фиона усмехается, потирая руки с таким сложным выражением лица, что я не могу его разобрать. Я вспоминаю, какой довольной и жизнерадостной была Фиона год назад. Неужели это я виновата в том, что она стала такой тревожной? Или тогда она тоже была тревожной?

– А ты поступаешь благородно. Остаешься. Помогаешь. Делаешь мир лучше. Защищаешь Колодец. Я же ощущаю себя клоуном.

Меня переполняют чувства.

– Не волнуйся, подруга. Не принимай это так близко к сердцу. У всех у нас разные пути, разные судьбы.

А про себя я думаю: «Как быстро все меняется. Не так давно я сердилась на Фиону за то, что у нее есть призвание, а у меня нет».

– Я остаюсь здесь, потому что это то, что я должна сделать, и то, что я хочу сделать, – объясняю я, положив руку ей на плечо. – А ты собираешься уехать, поработать, а потом вернуться, когда сможешь, и это то, что должна делать ты.

– Что именно? – слегка фыркает Фиона.

– Сниматься в сериалах и рассказывать всем, что ты родом из такого замечательного городка, как Килбег, – объясняю я. – И о том, что твоя подруга Мэйв Чэмберс по сути исполняет роль его мэра.

– Боже мой, Мэйв, да ладно тебе, – смеется она.

– Позвольте представиться, мэр Килбега, – кланяюсь я, сдерживаясь от хохота.

– Вот засранка. Ладно, пойдем выпьем.

В дверях появляется Манон и приглашает нас войти в кабинет, где до сих пор играют Лили с Ро. Она открывает рот, чтобы что-то сказать – вынести вердикт ритуалу, Домохозяйке или миру в целом. Но мы не успеваем ее выслушать. Раздается вой сирены, такой близкий и оглушительный, что у меня даже дрожат зубы. Мы озадаченно переглядываемся, словно требуя друг у друга объяснений. Может, это случайность, может, какое-то происшествие в одном из соседних зданий? Сирена воет снова, и в окнах мигает голубая вспышка.

– Полиция? – говорим мы все одновременно. А потом: – Здесь?

Раздается звук сильного удара плечом в дверь. В ту самую дверь, которая должна была быть заперта и опечатана управляющей компанией, но которую Ро наловчился очень быстро открывать.

– Мы идем, идем! – кричу я. – Не ломайте дверь.

Я открываю дверь, и в нее вваливаются двое полицейских в светящихся куртках. Несмотря на панику, я вспоминаю тот день, когда впервые увидела полицейских в школе Святой Бернадетты. Тогда еще какая-то девочка сказала, что в школу пришел «горячий коп», а другая ответила, что в школе для девочек «горячим» может считаться любой мужчина, недостаточно старый, чтобы годиться нам в отцы.

Мое рассеянное выражение, должно быть, сбивает полицейских с толку. Они моргают, явно смущенные, и осматриваются: два взрослых, толпа молодых людей, шампанское, виолончель.

– Ну что, все на выход, – заявляет наконец один из них.

– Почему?

– Потому что это частная собственность, не говоря уже о том, что здесь небезопасно. Не так давно здание пострадало от пожара и может обрушиться.

Он качает головой, словно не веря, что ему приходится общаться с подростком.

– И в любом случае, это незаконное проникновение. Мы получили жалобу на шум.