Каждый дар – это проклятие

Держа карту в руке, я прокладываю туннель в сознание Дори. Вижу все то, что она обещала людям: безопасность, справедливость, надежность. Лучшее общество, с простыми и понятными ценностями. Похоже, она действительно верит во все это, точно так же, как Хэзер искренне полагала, что «Дети» – это просто большая сомнительная корпорация под стать другим.

Что, если сыграть на ее обещаниях?

Сейчас я нахожусь глубоко в ее сознании, прикасаясь к стержню, на котором держится все ее мировоззрение. Она пытается сделать мир лучше. Чище. Проще. Безопаснее. И неважно, что несколько ягнят придется отвести на бойню; речь идет о чем-то большем.

«Ну ладно, Дори, будем плясать от этого», – думаю я. Мы с Домохозяйкой теперь словно сиамские близнецы: я пользуюсь своим ясновидением, а она своей силой.

Внутри Домохозяйки как будто щелкнули выключателем. Глухую темноту внезапно пронзает такой яркий свет, что мозг взрывается цветной мигренью. Боль настолько сильна, что, когда я поднимаю карту, мне приходится прикрывать рукой правый глаз.

С карты Домохозяйки стекают чернила.

Я беру нож, который мне оставила сестра Ассумпта, и открываю старый шрам – ту рану, которую я нанесла себе, чтобы спасти Лили. То место, через которое в меня впервые вошел дух Домохозяйки. На карту капает моя кровь, из моего собственного тела. Кровь превращается в чернила. Чернила сливаются в картинку. Затем я шагаю к Дори и прижимаю все еще влажную карту к ее груди.

– Дори, – шепчу я.

В ее взгляде мерцает понимание, ледяные синие глаза расширяются от осознания, какая участь ждет ее.

– Твоя сила непостижима, Дори. Но ты больше не будешь использовать ее, чтобы заманивать людей в ловушку. С ее помощью ты будешь освобождать их. Предоставлять безопасность, справедливость, надежность. Все то, во что ты веришь.

Она опускается на колени, и из нее вылетают эгоизм, жадность и ненависть. Теперь она всего лишь инструмент. Вещь, которую люди могут призвать.

Я понимаю, что мой способ работает.

– Ты будешь служить в рамках своей карты, Дори. Ты говорила, что хочешь создать мир, где люди будут в безопасности и без проблем. Ты выполнишь это обещание. И ты сделаешь это благодаря любви, преданности и служению людям. А не с помощью разобщения или очернения других.

Ее окутывает дым, а я поднимаю голову и смотрю на пробивающийся сквозь потолок зимний солнечный свет. К счастью, все «Дети» уже выбрались из подвала. Теперь я вижу только своих друзей. Свою семью. Свой народ. Рене, Манон, Нуалу, Ро.

У другого края бассейна к Лили прижимается Фиона с мокрыми от пота волосами. Аарон кашляет, извергая из легких невидимую воду. Он тоже жив.

В подвал залетает промчавшийся вверх по холму и мимо зарослей боярышника ветерок. Все началось в подвале и, похоже, в нем же закончится. Ветерок слегка шевелит складками балахона Дори, ворошит обгоревшие ветки и поднимает облачко черного пепла. Ирландская изморось касается ее кожи, и она исчезает. Просто растворяется, словно воспоминание о сне.

От Айседоры Мэнфорд остается одна лишь карта Таро, лежащая лицом вниз на почерневшей мозаичной плитке.

Я наклоняюсь и переворачиваю карту. На ней изображена женщина с белыми волосами и белыми глазами, стоящая под аркой на сцене. Ниже надпись:

ЛОВУШКА ДОРИ

– «Ловушка Дори», – читает вслух Ро. – О. Да. Понятно.

47

ХРОМАЯ, МЫ ДРУЖНО, КАК СОЛДАТЫ, ШАГАЕМ к машинам. Потом молча едем по сельской местности, оставив позади догорающую Ложу. Издалека уже доносятся сирены. И нетрудно понять почему. За кострами никто не присматривал, и огонь постепенно распространился на кусты терновника и сухую траву на фермерских полях.

– Вот почему не стоит строить отели в кольце фей, – тихо говорит Нуала.

Собирать разбредающихся «Детей» придется кому-то другому. Как и тушить пожар. В конце концов, наши возможности ограниченны, мы не можем проследить за всем без исключения.

Во время долгой поездки домой Фиона лежит, положив голову на колени Манон. Губы ее бескровны, руки поджаты к груди, как у младенца. Голосовые связки повреждены дымом, и она не может произнести ни слова. Бедная, прекрасная Фиона. Ей так не хотелось быть целительницей, и она едва не погибла, защищая других людей, многие из которых, возможно, даже никогда не отблагодарят ее.

Все остальное сливается в сплошное пятно. Время тянется, как дни после похорон или стихийного бедствия. Застывшее время. С ощущением того, что мы не до конца соскользнули с крючка, что нас в любой момент могут вызвать на допрос или упомянуть в газетных статьях. Что кто-нибудь из бывших «Детей» сдаст нас ради мести или вознаграждения. Но ничего такого не происходит. Мы держимся вместе. Следим за новостями.