Каждый дар – это проклятие

– Ты один из тех, кому на удивление удачно подходит его имя, – говорит она, не отвлекаясь от Аарона.

Тот молча пытается вернуть себе власть над своей рукой, но она не поддается и продолжает тянуться вверх, словно привязанная к потолку невидимой веревкой.

– Аарон – так звали красноречивого брата Моисея, не так ли? Того, кто мог представить что угодно и кого угодно образцом благочестия. Этакий первый библейский политтехнолог или пиарщик.

Затем она поворачивается ко мне.

– А ты, полагаю, до сих пор развешиваешь уши со своей маленькой бандой. И какова же сегодняшняя версия? То, что его охмурила злая тетка Дори?

Мои пальцы непроизвольно подергиваются – то ли от нервов, то ли оттого, что она понемногу набрасывает на меня свою сеть.

– Травмировала? – услужливо предполагает она. – И он проснулся в автобусе с бедным несчастным Мэтью – все та же старая песня?

Аарон скрипит челюстью, но молчит. Я даже не уверена, способен ли он сейчас что-то говорить.

– Он заставил вас всех пожалеть его?

Она широко улыбается, как будто это предположение очень ее забавляет.

– Мальчик, который решил выступить на национальном телевидении, чтобы сделать заявление… о чем там говорилось?

Она встает, а мы остаемся сидеть в креслах, как дети в кабинете директора, онемевшие от робости. Я слегка наклоняюсь вперед и вижу бумаги на столе. Какие-то анкеты, заполненные подростковым почерком. Мне удается прочесть несколько строк вверх ногами.

Когда вы чувствуете себя наиболее несчастным?

Когда вы ощущаете себя наиболее одиноким?

Размышляете ли вы о том, что ваша жизнь была бы другой, если бы вы были другим?

Но под белыми листами проглядывает что-то красное, синее и желтое. Основных цветов спектра. Я вглядываюсь внимательнее. Карты. Под анкетами – карты Таро.

Дори достает из картотеки папку, кладет ее на стол и открывает. Прочистив горло, она говорит:

– Итак, как ты там выражался, Аарон? А, вот оно. «Думаю, нам следует обеспокоиться тем, насколько в настоящее время сексуализированы подростки».

Она делает паузу, смотрит на меня и продолжает цитировать:

– Зачем двенадцатилетнему ребенку вообще думать о каких-то «гендерных вопросах»? Или о своей сексуальности? Неужели настолько наивно полагать, что было бы лучше предоставить им еще несколько лет беззаботного детства?

Дори откладывает папку и смотрит на меня.

– Я-то знаю, что согласна, дорогая, но согласна ли ты? Учитывая вашу… ну ты понимаешь. Романтическую историю?

Я вспоминаю записку, которая должна была вызвать разногласия между Ро и мной, между Аароном и Ро. Теперь я понимаю, что больше всего Дори пугает не Аарон и не моя сила, а наша общая сила. Сила нас всех шестерых. Возможно, Дори не напрямую убедила телевизионщиков заинтересоваться Фионой, но могла подтолкнуть их в этом направлении. Ей было нужно, чтобы кто-то заметил ее и забрал. Ей нужно разорвать наше единство, чтобы реализовать свой план.

План, который, должно быть, разрабатывался в спешке. Потому что по какой-то причине Домохозяйка не сработала.

То, что Дори пришлось прибегнуть к плану Б, свидетельствует о ее слабости. Этого внезапного осознания становится достаточно, чтобы разорвать невидимую нить, которой она обмотала мои пальцы.

– Не понимаю, как ты вообще чем-то управляешь, и почему изображаешь из себя авторитет, – говорю я жестко, уверенным тоном. – Ты даже не в силах вызвать Домохозяйку. Прошло уже несколько недель. Где она, а?

Рука Аарона наконец-то падает обратно ему на колени. Я разрушила чары Дори, хотя бы на время.

На столе лежит коробка с салфетками, и я беру ее.

– Она тут? – спрашиваю я, а Аарон даже усмехается.

Но улыбка Дори становится только шире.

– Должна поблагодарить тебя, Мэйв, – говорит она. – Честное слово. Знаешь, когда у Аарона и Хэзер не получилось с Колодцем, мне пришлось проводить больше времени здесь. В Ирландии, я имею в виду. Поначалу, конечно, я была вовсе не в восторге. Подумать только – месяцы в провинциальном захолустье, где фермеры до сих пор убивают друг друга лопатами?

Поначалу меня ее слова даже шокируют. Я уже слышала, как она пренебрежительно отзывается о разных людях, но чтобы о целой стране?

– Впрочем, деревенский воздух оказался полезным для меня. А история так и просто восхитительна. Я там много всего узнаю. Каждый день.

Внутри у меня все похолодело. Что ты узнаешь, Дори? Да еще и каждый день.

Я молча смотрю на нее.

– Правда в том, что это ты, Мэйв, заставила меня меняться и стремиться к чему-то новому.

Она делает паузу.

– Кстати, как ты себя чувствуешь? Ты вроде бы немного изменилась?

Теперь, обращаясь ко мне, она говорит совсем другим тоном, не тем, с каким говорила с Аароном. Мягким и почти нежным. Но слово «изменилась» едва ли не заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности. Значит, она тоже заметила во мне какую-то неуловимую перемену.