Каждый дар – это проклятие

– Восьмой век нашей эры, – автоматически отвечает Манон.

– Зачем они?

– Нам понадобится любая помощь, – пожимает плечами Манон.

Мне становится не по себе. Я знаю, что Рене богат и чрезвычайно уверен в себе, но он не стал бы пользоваться древними артефактами для ритуала, если бы только не понимал, что они точно нам понадобятся.

А это значит, что одних моих сил для этого не хватит, даже если я постараюсь выложиться на все сто процентов.

– Значит, мне нужно метафорически заплатить за переправу? – спрашиваю я дрожащим голосом. – А потом я получу монеты обратно?

Рене не обращает на мой вопрос никакого внимания.

– Две другие монеты нужно будет положить на глаза Домохозяйке, после того как с ее властью будет покончено.

– То есть после того, как я… убью ее?

Рене делает паузу.

– Полагаю, что да.

Вокруг монет на моих ладонях скапливаются капельки пота. Получится ли у меня сделать это? Наверное, Рене чувствует мою нерешительность, поэтому кладет руку мне на плечо и говорит:

– Просто следуй по пути, который лежит перед тобой, Мэйв. Все станет ясно. Будет трудно, но тебе приходилось испытывать и кое-что потруднее.

Он переводит взгляд на свою дочь, кивающую с серьезным видом.

– О тебе уже идет некоторая слава.

Наблюдающий за происходящим Аарон хранит молчание с самого моего появления. Я поворачиваюсь к нему.

– Аарон, как ты думаешь, мы сможем победить «Детей» без Домохозяйки?

Глаз у него дергается, но он ничего не отвечает.

– Из тебя вышел бы ужасный игрок в покер, – мрачно говорю я.

– Постараемся победить. Найдем способ, – бормочет он. – А если не найдем, что ж… пусть лучше на моей совести будут «Дети», чем ты.

– И в любом случае ад, – говорю я, всматриваясь в его глаза и пытаясь найти в них отражение огненных всполохов, наказаний за предполагаемые грехи.

Отражение самых жестоких моментов древнейшего завета, вытравленных на стенках его мозга, как наскальные рисунки.

– В любом случае ад, – повторяет он.

Я понимаю, что не важно, реален ад или нет; если верить в него, он реален. Как и все виды магии.

– Ну что ж, начнем, – тихо говорит Нуала.

Я сажусь посреди простыни. Рене берет ножи у Ро.

– Итак, каждый возьмите по ножу, – говорит он.

36

– ОПЯТЬ НОЖИ… МЫ ПРЯМО КАК КАКАЯ-ТО БАНДА головорезов, – слегка морщится Фиона, но выбирает себе нож.

– Из дамасской стали, – одобряюще кивает Рене. – С ручкой из лурдского дуба. Мэйв, тебе тоже понадобится нож для освобождения. Какой тебе нравится?

– У меня есть нож сестры Ассумпты, – говорю я и после недолгого колебания показываю его. – Думаю, сейчас как раз пора воспользоваться им.

Рене свистит, явно впечатленный.

– Нож для писем. Такие ножи обладают огромной силой, – поясняет он.

– Как это? – спрашивает Ро.

– Самую большую надежду люди испытывают за секунду до того, как открыть письмо.

Я не знаю, правда ли это, но мне кажется, что это правда.

Каждый из них берет нож и длинными, плавными движениями, словно ножницами по упаковочной бумаге, разрезает шелк по направлению к центру на ленты. Каждую ленту смачивают в чаше с пахучим маслом и посыпают травами.

Оказывается, что Рене горячий сторонник напевов, и говорит, что лучше настроимся на нужный лад, если будем вибрировать на одной и той же частоте, и что слова часто только сбивают с толку. Нуала закатывает глаза, как будто они уже не раз спорили по этому поводу. Но начинает напевать под нос простенькую мелодию, всего из трех нот, похожую на гамму. Ро копирует ее. Фиона копирует Ро.

И вот вскоре все они напевают эту мелодию, режут ленты, смачивают их и посыпают, смачивают и посыпают. Я тоже мычу мелодию себе под нос, но не уверена, что это имеет какое-то значение. Похоже, что эта часть ритуала предназначена для них. Я просто сижу в центре, как пестики и тычинки цветка посреди лепестков. Рене не описывал подробностей ритуала, но я примерно понимаю, что происходит. Они накапливают энергию и направляют ее в меня, надеясь, что этого хватит для сражения с Домохозяйкой и освобождения от проклятия.

По мере погружения в транс вокруг каждого разгорается аура. Здесь представлены все их цвета: ярко-оранжевый Фионы, лазурно-голубой Лили, ослепительно-белый Ро, жемчужно-серый Аарона, золотой Манон и пурпурный с переходом к индиго Нуалы. А также персиковый цвет зари Рене.

Я держу руки на коленях, зажав монеты в кулаках и спрятав нож на груди. Друзья начинают обматывать меня полосками шелка, пропитанного маслом. Я ощущаю себя фараоном, которого мумифицируют.

– Завязывайте потуже, – наставляет их Рене. – Чтобы ей было от чего освобождаться.

От меня лепестками расходятся полоски; каждая обматывает меня с плеч до талии. От масла шелк отяжелел и ощущается как железные цепи. Чем крепче меня связывают, тем меньше во мне уверенности в том, что я смогу разорвать эти путы. Не психологически, а именно физически. Может, я и ведьма, но особой силой рук я никогда не отличалась.

Наконец, когда я связана до пояса, Рене просит меня лечь.

– Сейчас мы отнесем и опустим тебя в реку, Мэйв, – мягко говорит он. – Надеюсь, ты не против?