Каждый день декабря

На этот раз веду я – беру ее за руку, и мы крепко стискиваем пальцы. То, как мы держимся друг за друга, говорит о нашей обоюдной привязанности гораздо больше любых слов. По крайней мере, мне так кажется, но я сейчас на взводе. Мы проталкиваемся сквозь людей и выходим в сад, в бодрящую прохладу ночи.

Дойдя до дверей, мы улыбаемся друг другу. Из дома доносится шум вечеринки, а со стороны гриль-домика не слышно ни звука. Мне отчаянно хочется, чтобы там никого не было. Я по-прежнему держу Белл за руку и потому толкаю дверь плечом – она распахивается, и нашим глазам предстает идеальное пространство. В центре стоит костровая чаша – почти прогоревшая, с тлеющими углями. Неяркий свет дает подвешенная высоко гирлянда с белыми лампочками, перемежающаяся ветками омелы. Ее очень много. Домик имеет форму шестигранника, и на каждой стене, на каждом стыке и над каждой скамейкой висит кипа веток этого древнего вечнозеленого растения. Белл следует за моим взглядом, поднимает глаза и смеется.

– Ха! Сто лет знаю Луизу – кто бы мог подумать, что она устроит капище у себя на заднем дворе!

– Очень похоже на то. Можно подумать, домик оборудован для целующихся парочек.

– Ага.

Белл направляется к скамье напротив двери и увлекает меня за собой. Хочет меня поцеловать? Сердце частит, галопируя даже быстрее, чем на танцполе. Вот бы она сейчас наклонилась… Я представляю, как обнимаю ее, целую, ощущаю ее тепло… Мои пальцы путаются в ее волосах, ласкают ее тело, я притягиваю ее ближе… и быстро одергиваю себя. Не хватало того, чтобы мои мысли стали осязаемыми – до этого уже рукой подать. Что творится у меня в голове? Ничего подобного я не думал, не чувствовал уже давно – для меня это шокирующее и вместе с тем приятное открытие. Дружок очнулся! Я знаю, что такое химия. Я просто забыл, как это бывает. Я улыбаюсь, ловя себя на том, что выражаюсь ее языком.

– Не хочется расстраивать Луизу и ее оргиастические планы, но я больше не по этой части.

Разумеется. Белл неоднократно давала понять, что в данный момент мужчины ее не интересуют – это ее собственные слова. Я снова улыбаюсь, очень кстати напоминая себе о том, что нас с ней ждет сегодня. Мы напьемся, поклянемся друг другу в вечной дружбе, а я поблагодарю ее за все хорошее, что она привнесла в мою жизнь, в том числе за активизацию способности к… плотским желаниям.

Белл

– … Я больше не по этой части.

Слова выскакивают у меня изо рта сами собой – я стараюсь, чтобы Рори чувствовал себя в безопасности. Пусть мы попали в подлую ловушку, подстроенную моей лучшей подругой – уверена, она с довольным видом подглядывает в кухонное окно и, стоит мне выглянуть за дверь, тут же поднимет большие пальцы вверх – я не собираюсь срывать с него одежду только потому, что он пьян, уязвим и … такой сексуальный! Как он танцует! Держите меня семеро.

Я всегда считала, что то, как мужчина танцует, очень много говорит о его сексуальности. Я обратила внимание на Рори на каком-то мероприятии для первокурсников – да, я заприметила его довольно рано, – и он классно танцевал. Это было незадолго до того, как он с головой ушел в личную жизнь и перестал ходить на тусы. А если и заглядывал, то всегда держался рядом с Джессикой и говорил, ну, скажем, о парламентских дебатах или о ситуации на Ближнем Востоке. Но сегодня был вечер откровений – он умеет двигаться, и делает это красиво, грациозно и с уверенностью. Отсюда я заключаю, как бы он двигался на мне, подо мной, рядом со мной – всеми возможными способами. Эта мысль не дает мне покоя.

Я наклоняюсь, бросаю на угли полено и начинаю раздувать огонь, хотя поднимать температуру в домике, пожалуй, не самая удачная идея. Последнее, что сейчас нужно этому бедняге – наблюдать мой стриптиз. Последнее, о чем я должна сейчас думать – так это о том, чтобы раздеваться перед ним. Но лучше уж я буду разводить огонь, чем намекну ему о том, что у меня на уме – о том, как мне хочется ощутить его руки у себя между бедрами.

Я не смею на него смотреть. Очнись, похотливая ты сука, приказываю я себе.

– Я хочу обсудить с тобой Рождество, – говорит он.

Я в последний раз дую на огонь, снова одергиваю себя и решаю, что самое лучшее сейчас – это говорить как ни в чем не бывало.

– Ага.

Я выпрямляюсь на скамейке и пытаюсь смотреть ему прямо в глаза, а мысленно читаю себе нотацию о неадекватном поведении. Пусть Рори получит немного удовольствия от Рождества. Он и так его не любит, а тут еще я накинусь на него, как мародерствующий секс-вредитель, и окончательно испорчу его отношение к этому празднику.

– Мама приглашает тебя прийти к нам на Рождество, хотя считает, что ты не захочешь. Она уверена, что Рождество в доме твоего отца – это что-то потрясающее.

– Ага. Куча праздничной мишуры и идеально фаршированный гусь.

Я улыбаюсь, де, это шутка, а не сарказм.

– Ясно. Я решил, что не стоит посвящать ее в курс дела и тем самым сеять сомнения в ее душе и разглашать твои секреты…