Мой собственный дедушка был хирургом, и мне всегда нравились всякие медицинские штуковины, ну и древности тоже. Поэтому я был очарован идеей, что предмет типа докторского саквояжа – с его потертой кожей и дыханием времени – можно использовать для переноски инструментов… Последующие несколько лет саквояж подвергался постоянным усовершенствованиям, а затем – размножению. На блошином рынке в Бэйвью-дистрикт, Сан-Франциско, я наткнулся на второй саквояж такого типа и на скорую руку заполнил его.
Примерно в это же время меня наняли в ILM, и в первый день я пришел с саквояжем в его самом роскошном варианте. Естественно, я произвел впечатление. Довольно быстро я стал известен как «тот парень с безумными ящиками для инструментов», который работает очень-очень быстро. Но не так быстро, как мог бы, если верить моему первому начальнику, Майклу Линчу, который заметил, что я трачу слишком много времени, нагибаясь к полу, чтобы вынимать инструменты. Он предложил, чтобы я присоединил к каждому из саквояжей ножничный подъемник, и это оказалось гениальной мыслью (я знал, что не только «Звездные войны» были единственной причиной, по которой я так хотел там работать). Я отправился домой в конце того дня и потратил ночь, чтобы изготовить пару платформ на ножничном подъемнике. На самом деле я изготовил их два раза, потому что первый набор немедленно обрушился под весом докторских саквояжей.
Мне очень нравились эти штуки, но до того момента я ни разу не задумывался о пределах вместительности саквояжей или о том, как быстро я могу до них дотянуться. Совместный вес пары сотен ручных инструментов плюс рычажный подъемник на колесиках, приделанный снизу – все это ограничивало возможность кожи выдерживать нагрузку, и она постепенно начала рваться. К сожалению, моя любовь к их конструктивным характеристикам и давняя история этих предметов не могли победить законы физики. Ограничения, поставленные чисто механическими свойствами саквояжей, нельзя было преодолеть, учитывая предъявленные мной требования.
Когда одна из рукояток в конце концов оторвалась в пятницу вечером, я пошел в маленькую мастерскую в Мишен-дистрикт и провел выходные, воссоздавая саквояжи с нуля с помощью алюминиевого листа и глухих заклепок. Понадобилось 30 часов и более 700 заклепок. Зато утром в понедельник я с триумфальным видом появился в ILM, чувствуя себя Моисеем созидателей, что возвращается в горы с двумя алюминиевыми ящиками, внутри которых хранится Завет Творения. Хорошо, пусть я немного преувеличиваю, но я определенно ощущал себя нереально крутым типом.
И это была только первая итерация, произошедшая с этими ящиками для инструментов. Я продолжил совершенствовать их. Каждый раз, когда я находил лучшую технологию, новый вид или, что важнее всего, новый инструмент с помощью одного из художников ILM, я добавлял все это к моей базе навыков, а когда надо, то и в саквояжи. Поэтому они никогда не были полностью «законченными» – точно так же, как мои стойки на колесиках и как сама «Пещера», они всегда находились в процессе доработки.
Отступить назад, чтобы прыгнуть вперед
Удивительно, но мои ящики с инструментами достигли высокого уровня совершенства еще до того, как я начал спрашивать себя по-настоящему, отчего мне необходимо, чтобы инструменты лежали именно так. Я никогда не отступал на шаг, не смотрел на них и не думал про себя: какова будет оптимальная конфигурация инструментов с учетом наличного объема? Я был слишком занят работой, чтобы делать что-то столь отвлеченное и созерцательное. Более того, я просто следовал собственному чутью и настраивал окружающую среду так, чтобы она соответствовала моим рабочим привычкам. Если что-то не работало так хорошо, как должно было, в понедельник, я менял все во вторник. Если вторничная конфигурация замедляла что-то еще, я заново трансформировал ее уже в среду.