Каждый Наследник желает знать…

– Как ныне сбирается демон восстать,
Весь мир уничтожит он вскоре.
Но будет возможность его обуздать,
Ведь все пять наследников в сборе.
Эссельте и Олаф, Иван и Ахмет —
Наследники точно, сомнений здесь нет.
Но пятый наследник, премудрый Анчар,
Глава ренегатовой банды,
Великий искусник магических чар,
Меж них как товар контрабандный.
Не знает никто, где он был много лет,
Печати «наследник» на лбу его нет…

– Погоди, что-то я не понял, ты кому тут дифирамбы поешь? – прищурился и склонил голову набок Агафон.

– Премудрый у нас тут один, и это – вот! – Олаф гневно насупился и ткнул пальцем в сторону специалиста по волшебным наукам так яростно, что тот непроизвольно шарахнулся. – У нас в Отрягии таких сочинителей, как ты, варгам на приманки пускают!

– Вас четверых он утоптал в одну строчку, а про этого изменника написал целую песнь? – потрясенно выговорил Масдай, словно не веря ни собственным словам, ни предыдущим впечатлениям о барде, потому что реальность оказалась в миллионы раз ужаснее.

– Но я еще не закончил… там дальше есть про… – не прерывая мелодии, попытался оправдаться Кириан – но его уже никто не слушал.

– Полчаса, кажется, прошло уже, – обращая внимания на менестреля не больше, чем на муравья под ногами, деловито поднялась царевна. – Надо кормить больного и трогаться.

– Кириан! – нетерпеливо возвысила голос гвентянка. – Неси еду – что там у нас осталось! И перестань бренчать, наконец – раздражает! Мой отец тебя не для этого со мной отправил!

– И кстати, играешь ты ничуть не лучше, чем поешь, – холодно сообщил Ахмет. – А поешь лишь немногим приятнее голодного шакала в безлунную ночь.

– Да, ваше величество, – плоским безжизненным голосом подтвердил музыкант, торопливо отложил инструмент и вернулся к обязанностям кухарки.

Сумерки опустились на Красную горную страну исподволь, незаметно похищая один багровый луч заходящего солнца за другим, пока от заката, горевшего всеми красками пожара на маковом поле, не осталась лишь синеватая тьма с розовым румянцем застигнутого на месте преступления воришки.

При гаснущем свете дня Масдай случайно заметил темное пятно в отвесном склоне горы в километре от них: так путники оказались обеспечены на ночь лагерем.

Исследования «пещеры инкогнита» не заняли много времени: промытый когда– то водой коридор уходил вглубь скалы метров на десять, поднимался резко вверх и терялся во мраке. Пол пещеры, хоть и слегка покатый, для спокойного сна был пригоден,[115] чем минут через двадцать, умяв в темноте холодный ужин, компания и воспользовалась.

Часовому, назначенному охранять не столько товарищей от врагов, сколько пленного ренегата от самого себя, было выдано кольцо Серафимы и наказ глядеть в оба, а в случае чего перед смертью хрипеть громко, чтобы остальные успели проснуться.

Надо ли говорить, что роль караульного выпала Кириану.

Озябший и уставший, он без аппетита сжевал кусок черного хлеба с сыром и запил половиной кружки холодной воды – больше ему не выделили, сославшись на то, что остальной своей порцией он полил камни на дневном привале. А когда все, наевшись и наговорившись, отошли ко сну, он хмуро завернулся в плащ и пристроился у стены на посту номер один – у изголовья Анчара, в глубине пещеры, поодаль от лежбища сладко посапывающих высочеств и величеств.

Ренегат не спал: лихорадка, несмотря на усилия и снадобья Эссельте, с наступлением ночи заново взялась за свою жертву. Дыхание его было тяжелым и прерывистым. Время от времени он ворочался на постели из запасных одеял и курток и сдавленно коротко стонал, если ненароком тревожил раненое плечо.

– Эй, ты… слышишь? Если чего надо, или совсем плохо будет, ты мне скажи, – склонился над Анчаром менестрель. – А то концы отдашь и не заметишь.

– Если… отдам концы… узнаешь первым…

– Думаешь, меня твои концы беспокоят или края? – тихо фыркнул бард. – Меня волнует, что если я тебя прокараулю, они меня отсюда пинком полетать отправят… без ковра.

– Хорошо… – еле слышно просипел атлан. – Недолго… ждать осталось… Кто тебя сменит… у него сдохнуть… постараюсь…

Кириан задумчиво почесал грязный, заросший мягкой щетиной подбородок.

– Не понимаю людей, которые торопятся с этого света на тот, словно там только их и ждут. Уж на что у меня с этой знатью… век бы их не знать бы… житуха-веселуха последний месяц… да и вообще, не марципаны в крем-брюле музыкантова планида, если поразмыслить… а и то я туда не спешу. А тебе чего? Из-за своего Гаурдака? Стоил бы он этого… На Белом Свете вообще мало что стоит того, чтобы захотеть с ним распрощаться.

– А что… стоит?.. – хрипло выдохнул ренегат.

Менестрель задумался и тихо хмыкнул: