Каждый Наследник желает знать…

– Он не лакей, – вздохнула она с таким выражением лица, словно лакейство было для Кириана недостижимой вершиной карьеры. – Он всего лишь обычный музыкантик, и отец навязал его мне только потому, что из придворных в тот момент никого здорового больше не оказалось. Хотя, кажется, я про это уже рассказывала.

– Да, – с достоинством кивнул Ахмет. – Но если бы я знал, что он так неразворотлив и недогадлив, то попросил бы оставить его в Шатт-аль-Шейхе и взял своего слугу.

Эссельте, словно недоумевая, отчего она именно так и не поступила, окинула задумчивым взглядом менестреля, суетливо извлекающего кружки из мешка, и пожала плечами:

– Наверное… он… напоминает мне о доме.

– Не смею в таком случае возражать, о луноликая дочь Гвента, – склонился в галантном полупоклоне калиф. – Если бы бешеный гиперпотам напоминал тебе о доме, я охотно терпел бы даже его!

В этот момент кувшин с водой, в недобрую минуту оказавшийся рядом с ногой Кириана, упал и, выплюнув пробку, разлил своё содержимое по каменистой земле и салфеткам.

– Гиперпотам не был бы таким неуклюжим и бестолковым! – оглушительным басом расхохотался отряг.

Музыкант вздрогнул, словно от пощечины, но не проронил ни слова и продолжил готовиться к чаепитию.

Аристократы, расположившиеся в вальяжных позах вокруг почти догоревшего костерка, улыбались и тихо беседовали, а миннезингер, превратившийся в лакея, молча разливал по кружкам и разносил дымящийся чай.

Агафон, всё это время не спускавший глаз с ренегата, окликнул Эссельте:

– Чаем его попоить можно?

Гвентянка по-профессорски поджала губки.

– Ну если только сладким…

– Киря, еще кружку и сахару насыпь! – приказал чародей.

Менестрель потянулся к худосочному мешочку на импровизированном столе.

– Да он пустой! Другой возьми! – раздраженно приказала Эссельте.

Музыкант порылся в сумке – в одной, в другой – и снова потянулся к почти пустому мешочку.

– Здесь еще есть кое-что, ваше высочество, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд принцессы. – А другого нет. Это… последний.

– Последний?! – капризно оттопырил нижнюю губу калиф и воззрился на принцессу. – Так отчего же эта диковина гвентянского берега не купила еще?! По его вине мы должны пить чай без сахара?!

– Кириан… – терпеливо вздохнула Эссельте.

– Я… забыл… то есть, не знал… ваше высочество…

– Не знаю, как ты еще собственную голову не забыл, – съязвила Серафима, отрываясь от кружки. – Балалайки свои так сложил…

Бард стиснул зубы так, что желваки заиграли, но снова промолчал.

– Ну хорошо. Сыпь из этого. Тогда сам будешь пить без сахара, – махнул рукой Олаф, и бард яростно принялся размешивать твердые белые кубики сахара в горячей воде.

– Сахар для памяти вреден, – ухмыльнулась Сенька.

– А пока мы допиваем, сыграй нам, – приказала Эссельте.

– Что ваше высочество и ваши величества желают услышать? – передавая кружку Агафону, спросил он.

– Ну… что-нибудь классическое, может? – пожал плечами Иванушка.

– О Гвенте? – предложила гвентянка.

– Про войну! – приказал отряг.

– И природу, – выразил желание чародей.

– Не очень длинное, – уточнила Серафима.

– И негромкое, – попросил Иван.

– Но повеселей, – посоветовал Масдай.

– И лиричное, – решила Эссельте.

– Как прикажете, ваше высочество, – отодвинув свой чай, давно остывший и так и не тронутый, менестрель извлек из кучи инструментов лютню, быстро настроил, опустился на землю, откашлялся торопливо и затянул:

– Ныне спою я вам песнь о любви беспримерной,
Той, что в веках остается и сердце тревожит…

– Опя-а-а-ать!!!.. – застонал отряг. – Да забудь ты эту тягомотину! Про сражения, я сказал!

Кириан снова откашлялся, неровно проиграл вступление и грянул:

– Итак, приступим. В славном Гвенте
Конначта собирает рать,
Войска растут по экспоненте,
Соседей надо покарать…

– Слева нас рать, справа нас рать… – передразнила певца Сенька, издевательски наморщив нос. – Сроду таких убогих стихов не слышала… Сам сочинял? Видно… можешь не признаваться. Давай-ка что-нибудь другое хоть, что ли… пиит…

Бард вспыхнул, потупил очи, провел дрожащими пальцами по струнам и начал:

– О Гвент! Священная держава
Крестьян, купцов и рыбаков.
Взгляни налево иль направо…

– Ки-и-иря-а-а-а!!!.. – закатив страдальчески очи под лоб, простонал Агафон. – Ну откуда ты только это старье вытряхиваешь?! Мало того, что ты им мучил нас всю дорогу, так еще и сейчас мозги заливаешь!

Музыка сначала нерешительно убавилась в громкости, потом стихла.

– Можно что-нибудь актуальное сыграть? – мрачно выдавил Иван, глядя под ноги.

– Вот-вот! На злобу дня! Ударить лютней по ренегатству и самозванству! – горячо поддержала его супруга.

– Извольте, ваши высочества, – с каменным лицом поклонился бард, вдохнул, прикрыл глаза и запел: