Каждый пред Богом наг

Наташа почти сразу начала поиски новой работы, но грабли-то, на которые она наступала, были всё те же самые! И — нашла: уборщицей в новооткрывшемся азербайджанском ресторане буквально через два дома от своего. Опять по устной договорённости: 1000 рублей за смену, смена с 11.00 до 23.00 шесть дней в неделю. Наташа почему-то помнила одну давнюю свою сослуживицу ещё по работе в НИИ, когда Лёльки ещё и в проекте не было. Звали ту сотрудницу Лола, она была родом из Баку, природная азербайджанка, очень эффектная внешне: с роскошными волосищами, небольшого росточка, но с точёной миниатюрной фигуркой и приятным открытым лицом. Наташа очень к ней тянулась всей душой, любила в любое свободное время поговорить с ней, а поговорить было о чём, вообще — о чём угодно, потому что Лола была человеком такого немыслимого уровня интеллекта, что порой Наташа даже не решалась с ней о чём-то заговорить, даже если ну оооочень хотелось что-то прочитанное или увиденное обсудить — так боялась выглядеть дурой. Именно Лола стала для Наташи как бы товарным знаком Азербайджана и азербайджанцев вообще — знаком высочайшего интеллектуального качества, хотя никаких других национальных азербайджанцев среди Наташиных не только друзей, но хотя бы просто знакомых не было.

Тем не менее…И вот с этим давним воззрением Наташа вверглась в небольщой азербайджанский ресторан недалеко от дома — на работу. Сотрудников там, не считая директора, было 2 молодых парня и 2 тётки за 40 лет — на готовке и мойке посуды. Все они были 100 %-ными азербайджанцами, чем демонстративно, напоказ гордились перед любым неазербайджанцем. Все они были мусульманами.

Директор был дядька лет 50 или даже поболе, очень хорошо одевался, никогда Наташа не видела его в джинсах и футболке, но всегда — в хорошем пиджаке и брюках, которых у него было неисчислимое множество. Внешне же он был похож на смерть, какой её принято изображать на картинах. Если такую смерть одеть в фирменный пиджак, брюки и отличные, дорогие ботинки — вылитый будет директор ресторана, в который вляпалась, как в день сурка, Наташка. Всегда стильно одетый, он внешне располагал к себе, к тому же он играл на скрипке под записи Фаусто Попетти и Поля Мориа и надо признать — хорошо играл. Его звёздный час наступал каждый вечер, когда в ресторане собиралась гуляющая публика: он обязательно напяливал какой-либо «концертный» пиджак, доставал «фирменную» электронную скрипку и — начиналось: публика, дожёвывая что-то на ходу, вскакивала, визжала от восторга, каждый хотел с ним самозасняться на ролик в своём смарте, директор никому не отказывал, он каждый такой вечер возносился на облака славы, пусть, маленькой, пусть ресторанной, но — славы! В самые первые дни уборщицкой работы там Наташа была уверена, что такой человек не может быть подлецом, это потом уже оказалось, что ещё как может! Никакая скрипочка не в силах переиначить подлую особь, почему-то это оказывается в жизни именно так.

Остальные же азербайджанские работники и работницы с самого начала и вплоть до ухода Наташи оттуда относились к ней очень доброжелательно. Они обязательно, особенно 40-летний замдиректора, он же и единственный официант, Камил, следили за тем, чтобы уборщица среди дня пообедала (готовили, кстати, 2 возрастные азербайджанки очень вкусно и разнообразно, причём не только свои национальные блюда, но и вообще любые другие, им несвойственные), они не забывали похвалить её за отличную уборщицкую работу…Надо сказать, что все они хорошо говорили по-русски, хотя между собой или в каких-то телефонных разговорах говорили на своём родном языке. У всех были на родине семьи, дети, а сюда они приехали, как и «лица азиатской национальности» в прежней кормушке BigPapa, исключительно на заработки, так как у себя на родине за ту же самую работу имели заработки в 2, а то и в 3 раза меньше, по крайней мере, так они все утверждали.

У всех, кроме парня-шашлычника, были свои личные импортные тачки, на которых они прикатывали на работу. Все они, как один, как и азиатские лица в BigPapa, бесконечно жаловались на безденежье. Все они здесь, в Москве, снимали жильё. У всех там, в Азербайджане, остались родные, которым отсылали заработанные деньги. При этом были родственники и здесь, в Москве, причём на каких-то высокопоставленных местах, всё было у них везде схвачено: надо, чтобы сын поступил здесь, в Москве туда-то или туда-то — один звонок родственнику, и сын будет «поступлен» с первого захода. Надо достать лекарства или что-то там ещё — звонок высокопоставленному родственнику и всё доставлено. Впрочем, может, это и хорошо, что они умеют так жить, умеют так тесно поддерживать родственные отношения, что русскому люду часто и даже очень часто несвойственно, а свойственно родных своих обвинять во всех своих бедах и костерить с чертями.