Каждый пред Богом наг

Разнокалиберные увеселительные гулянки бывали вечерами часто, от 10 до 30 человек порой, при этом Наташа должна была не высовываться, сидеть в кладовке, но время от времени надо было умудряться невидимым комариком просачиваться через гремящий музыкой зал с пьющими-жрущими-отплясывающими клиентами, чтобы быстро-быстро вымыть туалет (если в это время кто-то торчал в кабинке, то приходилось буквально прятаться в соседней, то бишь, пустующей переговорной комнате, и лишь потом оттуда выходить), доложить бумажные полотенца, после чего таким же незримым комариком вернуться обратно в кладовку. После 23.00, когда Наташа уходила домой, туалет не мыл никто, и даже если там всё было бы уделано по полной программе, всё равно эту полную программу оставляли Наташе до её прихода утром.

Сидеть же в кладовке в часы массовых ресторанных гулянок Наташе было спокойно, не напряжно, потому что именно на эти часы она стала брать с собой чтиво и, значит, опять вернулась к любимейшему делу: чтению.

Так уж повелось и ведётся во всех кабаках всех рангов, и во всех отелях всех уровней, что никто из посетителей не должен видеть обслуживающий персонал, потому как это ведь всё равно, что белые-белые люди вдруг увидели ли бы среди себя ужасающего, вонючего и грязного урода…Ах, как хотелось бы увидеть пухлые красные лица тех, кто где-то когда-то придумал этакие правильца…Обслуживающий персонал должен знать своё истинное место, и место это в тёмной яме, в чулане. Разумеется, исключение составляют рецепционисты, официанты, бармены, носильщики и гардеробщицы, которые ещё не научились становиться прозрачными при клиентах, а потому — при условии, что они одеты в свои «спецовки» и молча глотают любые плевки в них клиентов, а если не умеют глотать, то — прочь с работы! Когда этих работяг заменят киборги, то владельцы отелей и ресторанов наконец свободно выдохнут: ни один посетитель больше не увидит ни одного живого работника из обслуживающего персонала, это есть прекрасная розовая мечта отельеров и рестораторов.

Не раз и не два наблюдала Наташа, проскальзывая на быструю уборку туалета, как на шумных гулянках отнюдь уже немолодых особей мужского пола, всегда без жён, всегда брюхастых, с лоснящимися брылами, вольготно разваливающих свои желеобразные телеса на широких ресторанных диванах, к ним откуда-то прибывали молодые девочки разных мастей. Наташа ни в коем случае даже мысли в себе не допускала, чтобы какие-то этим девкам ярлыки лепить, чёткие определения им давать: ни-ни-ни! Ни за что! Мало ли какие причины толкают этих девчонок именно на такие заработки, мало ли какие у кого из них безвыходные обстоятельства жизни сложились, может, там и ребёнок жутко больной, и деньги нужны любым способом, или может, там родитель помирает, деньги срочно нужны, чтобы спасти его…да мало ли что ещё…Так что Наташа даже и думать не могла этих девчонок осуждать про себя, нет, но зрелище однако было мерзейшее, когда молодая, красивая лезет на колени брюхастому, лоснящемуся, уж больно отвратительному и совсем немолодому жирному козлу — просто смотреть на это было уж больно мерзотно и гадостано и не более того. А так — сцены жизни и не более того.

Вот так Наташа и пахала, и пахала, но…никто не отменял день сурка…, день сурка…, день сурка, в другом, правда, окрасе и антураже, но тем не менее — день сурка, потому как завершилось это трудовое издевательство совсем неожиданно, как и в BigPapa, но спустя не три недели, а ровно месяц после начала. Видимо, день сурка получается не в зависимости от места, жизненной ситуации или обстоятельств действия, а напрямую привязан к внутреннему устройству человеческой личности. В данном случае — к Наташиной.