Каждый пред Богом наг

И случился ещё один, как оказалось, последний всплеск устройства её на какую-нибудь работку, но причина этого зуда была уже не в том, чтобы забыться и омертвить мозги и сознание, а в том, чтобы всё же продолжать откладывать деньги на Лёлин банковский счёт, о котором Лёля так до сих пор и не ведала. Вот это — откладывать на счёт дочери — стало для Наташи почти за 20 лет то ли чуть не физиологической потребностью, которую невозможно было искоренить, стало для неё неким священнодейством, которое невозможно нарушить. На себя же, на свои насущные нужды Наташа тратила, как и прежде и всегда, самый мизерный мизер с гулькин глазок. И благо, что наступивший месяц сентябрь — страдная пора, в частности, гардеробщицких вакансий, именно среди них и решила Наташа найти себе местечко. Предложений была куча, но Наташа понимала, что и возраст её, уже за полтинник переваливший, не в её пользу, однако и соглашаться нынче на всё, что угодно, она уже не собиралась, и у неё был свой набор обязательных условий. И она — нашла! После назначенного ей собеседования её буквально сразу (то есть, сказали, чтобы завтра приехала в отдел кадров и завтра же уже выходила на работу) взяли гардеробщицей в 5-звёздный отель с очень приемлемым для неё графиком: 2 дня через 2, смена — 12 часов с обедами и ужинами в спецстоловой для всего персонала. На следующий день она сделала всё, что указано, и ей выдали спецовку: очень хороший брючный костюм приятного цвета хаки, отлично сидящий на её так и не располневшем теле.

Это был какой-то странный мир, неведомый прежде. Почти весь обслуживающий персонал состоял из разнообразных лиц «азиатской национальности» и даже нескольких 100 %-ных негров, которые были очень худыми. Очень много азиатских лиц было среди горничных, уборщиц, всего спектра работников кухонь (все кухни оборудованы современной техникой для готовки чего угодно и мойки любой посуды, оказалось, что там нет ни одного таракана, чистота на кухнях как в хорошей операционной, Наташа тайком на эти кухни заглядывала), официантов, табличников, барменов, носильщиков и даже несколько человек — среди работников рецепции. Все они были достаточно молодыми (на вид — мало кто старше 40 лет, в среднем же — в районе 30 лет), все свободно говорили по-русски, а многие и по-английски тоже. И только дядьки, дежурившие на всех входах в отель, включая служебный вход, были все славянской внешности и пенсионного возраста, назвать их швейцарами лично Наташа никак не могла, во-первых, потому что ни один из них (в этом она потом много раз убеждалась) ни на каком языке, кроме русского, не говорил, даже встречая во множестве иностранных визитёров. И ни один из них никому из гостей отеля не помогал с вещами — это делал только молодой носильщик азиатской внешности, свободно владевший английским. Видимо, эти дядьки в чёрных казённых костюмах торчали на входе в отель для того, чтобы следить за порядком, а когда кто-то из гостей спрашивал их что-либо по-английски, то они, ничего не понимая, пытались по-русски, причём очень громко, выяснить, чего этот самый гость хочет и звали кого-нибудь на помощь. Вообще-то это было странно для 5-звёздного отеля, где все служащие, в том числе, и дядьки-пенсионеры на входах, должны трещать по-английски. Наташа и не предполагала, что и её, гардеробщицу, часто будут о чём угодно спрашивать иностранные гости, и она была изумлена до крайности самой себе, когда обнаружила, что, оказывается, не забыла ни топорный свой английский, ни кондовый свой французский и понимала, о чём спрашивают и отвечала, и её тоже сразу понимали.

Больше же всего в этом отеле поразили Наташу очень искренняя доброжелательность всех «лиц азиатской национальности», а там кого только не было: и в тюбетейках, и в калпаках, Наташа видела их, когда они, уже переодевшись, уходили с работы. И даже если их всегдашняя улыбчивость, приветливость были, возможно, всего лишь обязательным этикетом персонала отеля, всё равно видно было, что их доброжелательное отношение ко всем — искреннее, и Наташу многие из них часто спрашивали и как дела, и как идёт гардеробщицкая работа. Ни разу нигде за несколько месяцев работы не услышала Наташа ни от кого из сотрудников матершины, и стало Наташе здесь уютно, хорошо, тепло среди этих людей низшего обслуживающего персонала, таких несхожих с ней ни в чём, и она отвечала им таким же искренним добросердечием, и этом при том, что она всю жизнь, с тех пор, как себя помнила, была начисто лишена, куда бы ни попадала, умильных липких розовых соплей, которые ненавидела в других и которым никогда не верила, может быть, из-за своей некрасивости с детства.