Каждый пред Богом наг

Было ещё сильное впечатление от одной бытовой сценки уже во Франкфурте-на-Майне, куда Зоя приехала одна, как и во все остальные города, не считая Гейдельберга, и только-только выйдя из поезда, Зоя увидела в конце платформы что-то похожее на ярко освещённую будку: там продавали красивые, благоухающие, горячие пончики, и ей очень захотелось заправиться ими. Продавцом в будке служил немолодой дядька с таким несходящим выражением лица, как будто ему невыносимо хотелось убить каждого покупателя. Но Зое очень захотелось аппетитных пончиков, так что она всё же сунулась в окно раздачи, сказала по-аглицки, сколько и каких понов ей надо. Дядька понял, начал закидывать в пакетик заказ, и тут Зоя очень явственно услышала, как этот злой старый кролик на чистейшем русском языке, перемежающемся, разумеется, чистейшим русским матом, бубнит и бормочет себе под нос всё, что он думает и о покупателях пончиков, и о жизни вообще. Он наверняка не предполагал, что Зоя всё слышит, а главное — понимает. И все 5 или 7–8 минут, что он собирал заказ, он бормотал и бормотал…Первой Зоиной реакцией было спросить его, как он здесь оказался, зачем? Но ей хватило секунды, чтобы понять, что делать этого не надо, она почти наверняка знала, что именно услышит. Да и какое ей в сущности было дело, зачем он сюда приехал? Может, у него возникла страшная ситуация с болезнью ребёнка или жены, которых надо было везти на лечение сюда, в Германию, и он, наплевав на свою жизнь, всего себя положил на эту страшную проблему. Может, ещё какая другая, но безвылазная на родине ситуёвина у него выскочила — и вот теперь он здесь, торгует на вокзале пончиками, но жуткую свою семейную проблему как-то решает, при этом жизнь здесь он люто ненавидит, как возненавидел раньше и ту жизнь, которой когда-то жил на бывшей родине. В общем, не захотелось его ни о чём спрашивать, и Зоя вышла с пончиками в город…

И ещё один человек поразил её позже в этом же городе, то есть, больше чем франкфуртский огромный, почерневший от железнодорожной копоти собор у самого выхода из вокзала, больше чем великолепный оперный театр, больше чем впечатляющее суперсовременное здание Европейского центрального банка и даже больше, чем сам скромный домик великого Гёте…Поразившим Зою человеком оказался гардеробщик в домике-музее Гёте. Когда Зоя уже собиралась уходить и намеревалась взять по номерку пальто, она поневоле обратила внимание на то, что этот парень-гардеробщик отвечает на вопросы разным посетителям на разных языках: одним по-немецки (о качестве его немецкого Зоя не могла судить), другим по-английски, третьим по-итальянски (Зоя капельку учила итальянский, так что узнавала этот язык), четвёртым по-испански, а каким-то азиатским людям, которых Зоя совсем не различала между собой, он отвечал «по-азиатски», был ли то китайский, японский или ещё какой восточный язык, Зоя не знала. И тогда она из чистого любопытства решилась на простой эксперимент, она подала парню свой номерок и на родном русском сказала ему: «Мне очень понравился ваш музей, очень интересно», на что услышала его ответ на чистом же русском: «Рад это слышать, приезжайте к нам ещё!». Может, парень этот был студентом, может, ещё что-то другое здесь было, но по-русски он говорил так, как будто это и был его родной язык, и почему-то именно вот эти два человека (торговец пончиками и парень-гардеробщик) стали самым сильным впечатлением от Франкфурта-на-Майне, то есть, города, в котором есть чем восхититься в архитектуре, истории, а вот поди ж ты…Вечером Зоя рассказала об этом Илье, который как всегда сидел читал в обнимку с бутылкой, и они очень смеялись, а Лена к ним вообще не вышла, не села вместе с ними, потому что где-то в недрах дома демонстрировала глубокую обиду на пьющего опять Илью.

Вообще возвращаясь поздними вечерами в дом обитания Ильи и Лены, Зоя видела совсем не ту картинку жизни своих друзей, которую представила в своём воображении ещё в Москве и которая ей увиделась в аэропорту Штутгарта. Почти всегда она заставала одну и ту же сцену: Лена, в глухом молчании курящая сигарету за сигаретой под кухонной вытяжкой, Илья с книгой в руках и с большой бутылью какого-то алкогольного пойла перед ним на столе. Зоя опять вспомнила Ленкины письма об Илюшином разрастающемся пьянстве, а теперь она всё это и увидела. Не в её силах было что-либо изменить здесь, они сами должны были и решать, и менять, но ясно было, что что-то в этом королевстве неладно. Но — почему? Ведь они же добились, получили то, чего так страстно хотели, так по-че-му?????

С каждым днём отвалить отсюда домой Зое хотелось всё больше и больше, она по-прежнему моталась по разным городам и экскурсиям, но считала дни до отбытия домой. И когда день отлёта наконец настал, Зоя, ещё накануне собравшая вещички, с утра тихо-тихо мурлыкала какие-то песенки себе под нос: так ей было хорошо от сознания, что уже сегодня она будет дома!