К этому времени эпистолярное общение уже свелось лишь к сухим поздравлениям, и о случайной встрече с Ленкиным братом Зоя не написала бывшей подруге ни слова, просто не хотелось. Но Зоя обнаружила, что даже и чувства потери близкого человека, каким была для неё множество лет Ленка, в ней уже больше нет, что оно исчезло, потому что она явственно увидела, что Лена, единственный её несравнимый ни с кем друг, на самом-то деле стала другой
, и те мелкие подлости, которые в ней вдруг объявились, Зоя принять не могла и не хотела! Может, всё это связано с тем, что Илья там почему-то запил, то есть, в сытой, тучной, спокойной жизни, о которой они с Леной мечтали и которую получили — запил, хотя он вроде бы вскоре после Зоиного отъезда завязал, потому что нашёл дело, которым занялся со страстью, которое нельзя было делать ни пьяным, ни с похмелья: он купил-таки в собственность хоть и старый, но пригодный для постепенного капитального переустройства и в ближайшем времени степенного жилья домик, там же под Карслруэ. Как написала Лена в одном из писем «…Дом потихоньку поднимается из руин Илюшиными стараниями. Он даже освоил профессию плиточника — весь туалет от пола до потолка (и пол тоже) обложил кафелем. Сам. Ровненько. Все-таки тем, кто физтех закончил, потом уже ничего не страшно: и огород вспахать, и стенку поставить, и кафель положить». И Зоя почему-то обрадовалась этому сообщению так, как радовалась раньше за милых когда-то, таких дорогих когда-то друзей — Лену и Илью. Так что со съемным жильём Лена и Илья уже через год распрощались. А, может, и не было никакой душевной трансформации в Ленке, а просто в ней проявились другие черты, другие качества (это вовсе не значит, что они дурные, нет, просто другие и всё), которые вдруг вылезают в человеке, когда он оказывается в ином, прежде чужеродном месте обитания…кто ж знает…