Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе

Я радовалась предстоящей встрече с семьей, но вся остальная жизнь повисла, как шанхайский смог – непроглядной хмурой пеленой. Возвращение к прежней рутине не просто не прельщало, а будило во мне гнев, леность, уныние и прочие смертные грехи. Невозможно было просто взять и вернуться в ту же колею, в ту же пижаму, словно ничего не произошло.

Однако и никакая новая манящая греза не опаляла мне душу жаждой деятельности. Ломиться в старую дверь было бессмысленно, а дверью № 56 я так и не стала. Застыла, как кот на пороге, – ни вперед, ни назад. Но коты замирают в дверях властно и величественно – мол, это вывих времени, ждите сколько потребуется, такова моя воля. Я же неловко переминалась с ноги на ногу в междумирьи, угрюмая и горбатая, как мужики перед Лениным в советских фильмах – стоят, шапки мнут, бороды жуют, чего хотят – непонятно, революции какой-то, что ли… Что мне теперь делать, а? Что здесь произошло, и что мне теперь со всем этим делать?

– Страница пятьдесят шесть, второй абзац снизу, – сказала я.

Раскольников прочел: «После визита духов шаман обычно впадает в глубокую депрессию, которая не прекратится, пока он не пересечет пустыню смерти. После этого опыта прежнее существование часто становится невыносимым. Однако если шаману удастся вернуться к жизни и научиться контролировать своих духов, он сможет сам совершать экстатические путешествия в потусторонние миры».

* * *

– Странно. Это описывает мою поездку с пугающей точностью.

Это, конечно, тоже было «личное», но цитата сработала как ключ и из меня высыпалось все: как я приехала в Шанхай, чтобы познать мир Настоящего Искусства, но не могу избавиться от чувства, будто совершаю два путешествия: одно – реальное, с улицами, тачками, острой едой, людьми, их склочными женами… а другое – фантастическое, скрытое, с говорящими камнями, туманами, призраками, драконом под землей и гипножабой на луне. Неожиданно для себя я вывалила своему «случайному попутчику», что его книжка права про невыносимость прежней жизни, что я не знаю, как быть дальше, что мысль о коммерческих заказах вызывает у меня ужас и отвращение, что старый конвейер сломан, а нового не подвезли.

– …так что насчет «экстатического» хэппи-энда не знаю, не знаю, – сверилась я еще раз с «прорицанием». – Но в остальном – в яблочко. Это и есть мой шанхайский проект – шаманское путешествие через – во-во – «пустыню смерти»? Это то, что я по-настоящему здесь делаю!

– Конечно, – миролюбиво согласился Раскольников с моей драмой. – Ты же художник. А художники – и есть современные шаманы. Я как-то даже писал заказной релиз для арт-еженедельника «Перфоманс как форма шаманизма». Ну то есть не писал, редактировал галерейные тексты для журнала.

Я насторожилась. Редактировал поэзию, значит… То есть занимался переводами с артспика на человеческий. А ну?

– Как раз про то, что художники, как и шаманы, – вне социума. Они его критикуют, нарушают его правила, предлагают альтернативы, но и те и другие заняты духовным исцелением общества, искупают его грехи.

Раскольников поднял голову к небу, как я надеялась, оттого, что пафос сказанного колом застрял у него в горле. Но он продолжил, как ни в чем ни бывало:

– Так что, может, ты и не будешь колотить палкой навоз после смерти. Ты же занята искусством.

А искусство в своих лучших проявлениях – это шаманский ритуал коллективного искупления, оставляющий вещи недосказанными…

– Зачем ты это говоришь?! – не выдержала я. – Тут нет галеристов и художников, перед которыми надо бубнить глубокомысленную ересь, чтобы не потерять лицо.

Раскольников посмотрел на меня как на монстра из шкафа, объясняющего, что монстров в шкафу не бывает.

– Ну хорошо, есть. Но я сейчас не в роли художника. Да я вообще в ней не бываю… Какие «альтернативы», о чем ты?! Ну да, художники критикуют и проклинают общество, но они давно перестали предлагать какие-то там альтернативы. «Современный мир бесплоден, лжив и пуст, а люди в нем – сытые, самодовольные скоты: портят землю, угнетают женщин, мыслят расовыми стереотипами, стигматизируют разнообразную гендерную идентичность, ведут войны… Кстати, вот вам надувная собачка в качестве альтернативы!» И общество такое – о, годится! Упакуйте еще распиленную акулу и щупальце ктулху! Современные художники – это диверсионный отряд абсурда, а не генераторы решений. О каком «духовном исцелении общества» ты говоришь?! У шамана – да, с этим все в шоколаде. Он отводит зло. Общается с духами о помощи и защите племени. Путешествует в загробные миры и лечит больных, возвращая их заблудшие души на место… А этот Айболит куда отправился? Который художник? И что за душу он привел за собой из потустороннего мира?