Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе

Я тоже стала кланяться и благодарить ее по-английски. На пороге она вскрикнула и ринулась назад, куда-то к моей кровати. Выкатила из-за перегородки забытую тележку с полотенцами и моющими средствами и снова засеменила к выходу. У стены с рисунками замедлила шаг и затараторила:

– Побеги зрачка на вышитом воздухе, есть тут стоматолог или все поймут колье человеческих осколков одинаково? Угрызения в среду, после рук, если отпустит. Каблук тысячелетия под тенью лилии!

Я развела руками – мол, ну, наверное…

Она закивала, напечатала что-то в вичате, нажала перевод и сунула экран мне под нос. Там было написано: «Ты очень талант!» Я благодарно поклонилась. Она снова набрала:

– Когда ты уедешь, эта комната будет грустная.

Я кивнула.

– Вообще, это очень хорошая комната! Тут всегда живут веселые люди.

Я снова кивнула. Не спорить же, что я невеселая, раз человеку так показалось.

– Интересно, кто тут будет после тебя?

– А кто был здесь до меня? – спросила я из праздного любопытства.

Мы обменялись номерами и переписывались, стоя рядом и читая перевод, каждая в своем телефоне.

– До тебя здесь жил клоун.

М-м-м-м, может перевод подкачал? Я нашла клоуна в гугл имиджез и показала ей. Да-да! – закивала уборщица. И написала:

– Он тут репетировал свои выступления и иногда показывал мне. Очень смешно! – уборщица засмеялась, как дитя.

– У тебя интересная работа, да? – спросила я.

Она прочла перевод и радостно закивала.

* * *

Тем временем наши отношения с Шанхайской Принцессой достигли высшей точки, и это был не кубик-рубик, о котором так грезил Стив. Она открыла мне свое настоящее имя.

И как только она это сделала, я преступно полезла в сеть и загуглила ее. Улов был небольшим – весь китайский интернет был мне недоступен из-за языка, но – о удача! я нашла ее сайт! Однако для того, чтобы туда войти, нужно было гоняться за буквами на экране в игре «змейка», пока не соберешь имя и полную контактную информацию Принцессы. Где-то на этапе номера телефона змейка из букв и цифр становилась такой длинной, что неизменно врезалась в собственный хвост и появлялась надпись про фиаско вместе с советом начать все заново. Дойти до конца мог только человек, готовый на многое. Скажем, освоить балансировку камней, чтобы разблокировать телевизор, – такой примерно человек. Через час, дойдя аж до имейла, я, наконец, сдалась. Что ж, это в ее стиле: сайт существует, но попасть туда так же сложно, как в сады бессмертия.

– Слушай, а вот твой сайт? – спросила я Принцессу за пельменями. – Я не смогла зайти. Там змейка, и пока не…

– А, круто, да?

– Но туда ж не попасть!

– Кому надо, попадет.

– Кому очень надо…

– Круто, да?!

…

Несмотря на то, что я часто зависала у нее в студии, мне так и не стало ясно, чем она занята. Вернее, она была занята множеством причудливых вещей, но, как бы я ни напрягала воображение, у меня не выходило объединить их в некий общий проект.

Например, она связала свитер. Ну как связала. Сначала Принцесса влюбилась. Потом предмет ее страсти уехал работать в Америку, и они переписывались. Потом она распечатала чат с их бесконечной любовной перепиской на длинных лоскутах ткани и свертела из этих полос тугие, толстые нити. А уж потом связала свитер. На вид – совершенно обыкновенный, свободный джемпер крупной вязки молочного цвета…

– …но представь, что будет, если человек зацепится обо что-то и вытянет нитку? Или ненароком порвет? – волновалась Принцесса.

– Что будет?

– Ну ка-а-а-ак! Нить растреплется, и человек заметит буквы. Расправит немного и увидит, что там действительно что-то написано! Прочтет и поймет, что это часть переписки. Если человек любопытен, то он расплетет весь свитер, чтобы узнать нашу историю любви.

– Я бы точно расплела!

– Ну а с другой стороны, может статься, что аккуратный человек поносит свитер пару сезонов, да и выбросит, так никогда и не узнав, что там было! Круто, да?

– Ну… не узнать, что ты носил на себе историю любви – почти так же круто, как не попасть на нужный тебе сайт из-за игры в змейку… Почти.

– Да-а-а-а-а… Скажи?!

Я устыдилась. Мой сарказм по поводу неслучившегося был для нее невидим, как призраки на поэтических чтениях в студии Поэтессы. Она была искренна и следовала даосскому принципу недеяния настолько, что ценила неслучившееся гораздо выше того, что имело неосторожность произойти.

В другой раз я застала ее, измазанную гипсом. Она подвела меня к стене и гордо продемонстрировала плоды рук своих. Из стены торчали две белые скульптурные ладони. На одной из них был шестой палец, который рос прямо из линии жизни. Принцесса взяла со стола пульт, нажала кнопку – и из гипсовых рук шарахнул удалой дискотечный k-pop. «Я сделала колонки из слепков своих ладоней!»

А на противоположной стене у нее висели часы.

– Подойди к ним, – велела Принцесса. – Рассмотри внимательно.