– Ты говоришь, не думая о положении вещей! – возразил граф Уилшир. – Я объяснял тебе уже много раз, что безумие – вступать в открытую борьбу с подобным человеком, не будучи уверенным в его поражении! Мне уже удалось окольными путями известить короля о проделках Кромвеля; нам теперь остается представить улики; мы должны их собрать, так как это единственное средство поколебать могущество этого интригана: он человек опасный!.. Я его презираю не могу сказать как… Он принадлежит по своему рождению к низшему сословию: он скуп, жаден и зол!..
Граф еще не успел договорить, как дверь открылась и дежурный чиновник доложил о графе Эссекском.
Граф Уилшир тотчас же нагнулся к Анне Болейн и прошептал внушительно:
– Прими его любезно! Он не должен догадываться о наших планах, пока я не обдумал их как следует.
Первый министр развязно подошел к молодой королеве.
– Ваше лицо подобно сегодняшнему утру, и ваша красота сияет ярче солнца! – сказал он ей с притворно-беззаботной улыбкой.
Эта льстивая фраза заметно успокоила Анну Болейн. Она состроила легкую гримаску и пожала плечами:
– Я сегодня, напротив, в довольно скверном расположении духа. Я никак не могу сладить с этим рисунком, – добавила она, указав на красивый неоконченный цветок.
Кромвель перешел от кресла королевы к креслу графа Уилшира.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил он ласково, протянув графу руку. – Я слышал, что подагра не дает вам покоя, и душевно вам сочувствую.
Старый граф с видом полного дружелюбия пожал протянутую руку и изобразил на своем угрюмом лице приятную улыбку.
– Да, – ответил он мягко, – я слышал, что вы часто присылали осведомиться о моем положении, и был вам благодарен от всего сердца! Мы старые друзья, но у вас куча дел, и тем ценнее ваше внимание.
– Ну а вы, лорд Рочфорд, я надеюсь, здоровы? – спросил Кромвель с улыбкой.
– Не совсем: я проснулся с сильной головной болью, – ответил нехотя молодой человек.
– Это последствия ночи, проведенной на балу, – сказал первый министр.
– Он сегодня в прегадком расположении духа и ссорится с сестрой уже более часа из-за сущих безделиц! – вмешался граф Уилшир с очевидным намерением смягчить этот сухой, отрывистый ответ.
– Как, милорд, вы решаетесь ссориться с королевой? – воскликнул граф Эссекский. – Вы один в таком случае имеете странную привилегию не подчиняться слепо воле ее величества. Мы же умеем только любить, благословлять и обожать ее!
В то время как Кромвель рассыпался в любезностях перед молодой королевой, за дверью послышался шум шагов и в кабинет вошли камер-юнгферы Анны Болейн.
Впереди шла, вся в кружевах и лентах, двухлетняя малютка; она не торопясь подошла к королеве, и, когда Анна Болейн усадила ее к себе на колени, девочка обвила ее нежную шею своими миниатюрными хорошенькими ручками.
– Я сегодня не капризничала и люблю тебя, мама! – сказала она нежным голоском, но тут же замолчала и приложила пальчик к своим розовым губкам.
Подошедшая гувернантка взяла ее с колен молодой королевы без всякого протеста со стороны ребенка. Малютку приучили к этим официальным свиданиям с матерью, и она, очевидно, с большей радостью перешла в объятия гувернантки.
Одна из камер-юнгфер подошла к Анне Болейн и сказала ей шепотом:
– Придворный ювелир принес бриллиантовый браслет для вашего величества.
– Балетмейстер желает получить приказания относительно нынешнего вечернего балета, – доложила другая.
– Хорошо! Пусть он ждет, я позову его, когда вернусь с прогулки, – сказала королева с заметным нетерпением.
Она встала с дивана и поспешила выйти, протянув на прощание руку графу Эссекскому надменно и грациозно.
Глава XI
Джейн Сеймур
В одной из башен Виндзорского дворца находилось скромное помещение, занимаемое одной из фрейлин английской королевы.
Джейн Сеймур, так звали эту фрейлину, была дочерью именитого дворянина из Уилшира; он умер, не оставив состояния. Джейн была принята ко двору благодаря стараниям ближайшей родни, которая хотела снять с себя заботы об устройстве судьбы осиротевшей девушки.
Джейн Сеймур была прекрасна, но проста и наивна. Двор показался ей чужим миром; его роскошь и блеск были ей не по вкусу; исполнив свои обязанности при королеве, девушка торопилась вернуться в башню и усесться за прялку со своей старой служанкой Жемми.
Жемми была чрезвычайно честным и кротким созданием, но из-за неразвитости и ограниченности она не могла дать своей молодой госпоже разумный совет и предостеречь ее от ошибок в сложной придворной жизни. Госпожа и служанка были очень привязаны друг к другу и вместе тосковали о родимых полях.
Невысокие окна башни были с утра открыты, и солнце освещало всегда кроткое и спокойное лицо Джейн Сеймур, сидевшей за работой в белом атласном платье с серебристым отливом и бархатным корсажем с золотыми застежками, обхватывавшим плотно ее гибкую талию. Девушка подвернула кружева, ниспадавшие на ее белые ручки; хорошенькая ножка приводила в движение колесо легкой прялки, и тоненькие пальчики с розовыми ногтями проворно вытягивали нить за нитью.