– Распорядитесь во дворце, чтобы их арестовали после полуночи, когда во дворце все стихнет, – сказал король. – Пусть их отвезут в Ле-Тур, а там подвергнут одиночному заключению и строгому надзору.
– Это необходимо! – поспешно вставил граф Эссекский, продолжая писать приказ короля.
Лорд Кромвель не успел договорить, когда в соседней комнате послышались шаги. Паж раздвинул портьеры, и вошла королева Анна, очаровательная, как райское видение.
Ее платье из палевого, блестящего атласа являло как бы молчаливый протест против распоряжения о трауре, о котором весь двор знал еще накануне.
Наряд молодой женщины отличался роскошью и изысканностью: чудесное ожерелье из восточного жемчуга обвивало ее лебединую шейку; ее прекрасные, ослепительной белизны плечи были видны сквозь кружево изящной шемизетки, перехваченной в талии широким кушаком с бриллиантовой пряжкой; ее великолепные золотистые волосы придерживал легкий, кокетливый берет со страусовым пером, унизанным сверкающими драгоценными камнями.
Войдя в кабинет мужа, королева кивнула грациозно ему и Кромвелю и, подойдя к окну, небрежно села в кресло.
Беленькая левретка, дремавшая в углу на бархатной подушке, подняла кверху узенькую, хорошенькую мордочку, зевнула, потянулась и, подойдя к своей прекрасной повелительнице, начала лизать розовым и нежным язычком ее белые ручки. Она одна обрадовалась приходу королевы.
Король и граф спешили скорее закончить дела.
Кромвель зажег свечу, и Генрих с озлоблением приложил печать к роковому приказу об аресте Рочфорда.
– Ступайте и исполните мои распоряжения! – произнес он отрывисто, обратившись к министру.
Граф Эссекский ушел.
Когда его шаги затихли в отдалении, король взглянул на жену.
В этом взгляде светился тот зловещий огонь, который загорается в глазах хищного тигра, подкрадывающегося к своей жертве.
Анна Болейн играла золотым ошейником собачки, и прыжки миниатюрного, грациозного животного вызывали у королевы улыбку.
– Ваше платье прелестно, но, судя по цвету, вы не знаете о моем приказании, – сказал Генрих VIII.
– О каком приказании? – спросила робко Анна, смущенная суровостью короля.
– О трауре во всем государстве по случаю кончины королевы, жены моей! – отвечал он ей резко.
– Вашей жены? – промолвила с недоумением Анна, устремив чудесные голубые глаза на мрачное лицо своего повелителя.
Но Генрих встретил холодно этот обворожительный красноречивый взгляд.
– Ну да, моей достойной, благородной жены! – воскликнул он запальчиво. – Завещание ее лежит на этом столике, куда вы положили ваш носовой платок.
Уступая суеверному страху, Анна Болейн торопливо схватила платок, обшитый дорогим, великолепным кружевом.
– Вы испугались, кажется? – заметил король с язвительной иронией.
– Мне нечего пугаться! – возразила она.
Смущение ее росло с каждой минутой: ей еще никогда не приходилось видеть такое выражение на лице своего державного супруга и слышать от него такие суровые слова. Она не понимала, чем вызвана такая перемена в нем.
– И вы на самом деле не знали о кончине жены моей? – спросил внезапно Генрих.
– Нет, я слышала о кончине бывшей принцессы Галльской, но вы, ваше величество, говорили не раз, что придворные не должны считать ее вашей женой, – отвечала она с негодованием.
– Если даже и так, то вы обязаны были почтить память вашей бывшей законной повелительницы! – сказал резко король, взглянув с презрением на молодую женщину и на ее богатое блестящее платье. – Я помню, – продолжал он после короткой паузы все с той же суровостью, – как Екатерина, постоянно заботившаяся о благе своих ближних, говорила о вас: «Анна Болейн – красавица, но ведет себя чрезвычайно вольно, и придворная жизнь способна погубить ее бесповоротно».
– Вы меня оскорбляете! – перебила его внезапно королева.
– Я оскорбляю вас? Полноте, леди Анна! Вы относились прежде гораздо благодушнее к таким невинным шуткам!
– Шутки такого рода имеют часто роковые последствия!
– Ну, пока еще нет, – процедил сквозь зубы Генрих. – Но нельзя отрицать, что комедия может закончиться трагедией!
Анна Болейн не слышала этих последних слов, ее щеки пылали, и сердце бешено колотилось.
– Я пришла к вам не вовремя?! – произнесла она изменившимся голосом.
– Почему же? Напротив! – отвечал он спокойно. – Да притом я уверен, что вы пришли ко мне с какой-нибудь просьбой…
– Даже с двумя, – отвечала она в явном замешательстве. – Но… повторяю вам… я явилась не вовремя: вы сегодня в дурном расположении духа!
– Нет, уверяю вас, – возразил он все с той же язвительной иронией. – Я спокоен, весел и, что важнее всего, невыразимо счастлив!..
Анна Болейн взглянула с тревогой в его глубокие глаза: тайный голос твердил ей, что в чувствах короля внезапно произошла перемена.
– Я пришла, чтобы сказать несколько слов о завтрашнем турнире, – произнесла она нерешительно.
– А, так завтра турнир? – отвечал ей король. – Я совсем забыл об этом! При дворе столько празднеств, что их трудно запомнить!