Казнь королевы Анны

– А невестка ее? Ей тоже все известно? – проговорил король, указав глазами на графиню Рочфорд, которая сидела между своей свекровью, графиней Уилширской, и королевой Анной.

– Да, и она, конечно, подтвердит все показания Марка.

– Подтвердит? – произнес машинально король, устремив внимательный взгляд на лицо леди Рочфорд, поблекшее лицо со впалыми глазами, на котором честолюбие, зависть и враждебность оставили неизгладимый след.

Но графиня смотрела в это время на игры, и Генриху VIII не удалось прочесть ничего в ее злых и фальшивых глазах.

Он посмотрел на ложу, в которой находились самые именитые лорды королевства.

– Вот люди, на которых я возложу обязанность судить Анну Болейн, – сказал он, наклонившись к графу Эссекскому. – Мне даже не придется утруждать себя выбором. Кромвель, я решил отомстить за себя!

– Вы вправе это сделать… Вы слишком оскорблены… Кстати, ваше величество, лорд Перси привезен пять минут назад под стражей в Гринвич…

– Как – в Гринвич? – произнес с удивлением король.

– Да, – подтвердил Кромвель, – дворянин, на которого вы возложили обязанность привезти его к вам, не застав вас в Виндзоре, нашел нужным исполнить приказание буквально.

– Ну так что же? Тем лучше. Нортумберленд увидит наш блестящий турнир! – сказал Генрих VIII, сдержав готовое вырваться наружу желание мести.

Кромвель говорил правду: дворянин и йомены, посланные за Перси, доставили его в Гринвич и ввели в ложу, что была как раз напротив королевской ложи, выразив сожаление, что не могут провести его в галерею для сиятельных лордов, так как там не было места.

Перси не отвечал на все эти любезности; он был ошеломлен, как узник, просидевший несколько лет в глубоком и темном подземелье и вышедший внезапно на равнину, залитую ярким солнечным светом.

Он окинул взглядом ложи и арену и понял, что случайность вернула его неожиданно к той пышной и вечно праздной жизни, с которой он расстался, чтобы перебраться в глушь родового поместья.

«Она должна быть здесь!» – подумал он невольно.

Эта мысль примирила его с неприятной действительностью; он поднял голову, и по телу его пробежал легкий трепет, когда он увидел Анну Болейн во всем блеске ее волшебной красоты, во всем великолепии королевского сана.

В душе Нортумберленда не померкли ощущения, пережитые у гроба Екатерины; он сравнил ушедшую из жизни королеву с ее цветущей соперницей, и мысли его невольно перенеслись к давно минувшим дням.

«Это ли, – думал Перси, глядя на восхитительное, оживленное лицо молодой королевы, – та кроткая, застенчивая, непорочная девушка, которая сияла, подобно лучезарной звезде, над моей так быстро промелькнувшей молодостью? Нет, нет, это не ты, моя прежняя нежная, возлюбленная Анна!»

Лорд опустился в кресло у борта своей ложи, обитой алым бархатом, затканным английскими гербами; прекрасное лицо графа Нортумберленда страшно побледнело, и сердце его сжалось от безотчетной мучительной тоски; но никто не заметил ни волнения Перси, ни его бледности. Внимание громадного блестящего собрания было всецело обращено на арену или, вернее сказать, на то, что там происходило.

Прошло около часа, а лорд Перси все еще сидел совершенно неподвижно.

Громкие крики ужаса вывели его из оцепенения.

Игры были окончены, и граф Рочфорд вступил в единоборство с Норрисом. Оба горели желанием отличиться перед нарядной, блестящей публикой.

Они три раза возобновляли нападение; яркие чепраки были покрыты пылью и забрызганы кровью, так как грудь лошади Рочфорда пронзил осколок копья, но победа, по-видимому, еще не сделала свой выбор, так как оба противника одинаково владели искусством наносить и отражать удары и были одинаково ловки, сильны и храбры.

Но когда под громкие звуки труб граф Рочфорд в четвертый раз напал на сэра Генри Норриса, то нанес ему такой страшный удар, что и всадник и конь упали на арену. Когда облако пыли рассеялось, публика увидела на песке разбитый шлем Норриса и его окровавленную голову.

Раздались восклицания испуга и сочувствия; все женщины вскочили с мест; прекрасное лицо молодой королевы стало бледнее мрамора; она кинулась к борту своей роскошной ложи, и лорд Перси увидел, что она или бросила, или, быть может, уронила свои вышитый платок с кружевной отделкой превосходной работы.

Одним из обычаев той эпохи был обычай, согласно которому женщина, желающая выказать расположение или сочувствие одному из сражающихся на ристалище, имела право бросить ему какую-нибудь вещь: браслет, бантик, кольцо, другую безделицу; тот, кто получал этот дар, прикреплял его к шлему или полукафтанью; считалось вообще делом чести отнять эту награду у противника и положить к ногам любимой женщины.