Цензоры явно не боялись того впечатления, которое могло произвести на публику что-либо сказанное королем. Но есть изъятия и пропуски другого рода. Так, ни одна из газет не делает акцент – и лишь немногие вообще упоминают об этом – на прерываниях судебного заседания со стороны зрителей или нарушениях порядка членами Высокого суда.
Это изъятие, возможно, было целиком и полностью делом рук цензоров, естественно стремившихся утаить любую информацию, которая обнажила бы слабость, разногласия и крайнюю непопулярность суда. Но также возможно, что стенографические записи были сами по себе невнятными, неадекватными или замалчивали эти моменты. О прерываниях стало известно одиннадцать лет спустя, когда на судах над убийцами короля все было сделано для того, чтобы подчеркнуть силу сочувствия королю, которое в то время не было столь заметно, как потом об этом стали говорить.
Вскоре после 2 часов дня уполномоченные судьи вошли в зал вслед за 20 солдатами с алебардами и офицерами, торжественно несшими меч и булаву; шествие замыкала еще одна группа стражников. Комиссары уселись на покрытых красным сукном многоярусных скамьях, которые были поставлены для них под большим окном, выходившим на юг. Стул Брэдшоу стоял несколько выше в середине переднего ряда. Перед ним лежали пюпитр и алая подушка. С двух сторон от него сидели двое уполномоченных судей, которых он выбрал для оказания помощи себе в вопросах права, – Уильям Сэй и Джон Лайл. Все трое были облачены в черные мантии барристеров. Остальные комиссары – в более скромной одежде, подходящей для рода их деятельности. Неясно, где сидел Кромвель. Стражи заняли свои места по обеим сторонам суда под галереями для публики. Двое секретарей, Фелпс и Бротон, сидели на несколько футов ниже перед Брэдшоу за столом, покрытым красивым турецким ковром.
Затем Фелпс поднялся со своего места и зачитал преамбулу документа, дававшего суду полномочия действовать. Брэдшоу после этого распорядился доставить обвиняемого, и 12 алебардистов ушли, чтобы привести его.
Пока король шел на суд, Фелпс провел перекличку, и присутствовавшие уполномоченные судьи вставали, когда звучали их имена. Когда он произнес имя лорда Ферфакса, женщина в маске на одной из ближних галерей повысила голос в знак протеста, но ее слова перекрыл секретарь, продолживший читать по списку, и шум от движений встававших уполномоченных. И лишь гораздо позже стало известно, что этой женщиной была леди Ферфакс и что, отвечая за своего мужа, она выкрикнула: «У него больше ума, чем находиться здесь!» или, по некоторым версиям, «Лорда Ферфакса не было там лично, потому что он никогда не стал бы сидеть среди них, и они неправильно сделали, что назвали его имя!».
Во время переклички в последнюю минуту возникла некоторая возня, связанная с организацией суда. Кресло, покрытое красным бархатом, установленное для короля, было передвинуто ближе к судьям, а затем возвращено на прежнее место.
И вот появился король, впереди и позади которого шли солдаты, вновь вставшие по сторонам суда. Карл был одет в черный плащ, на котором сияла большая серебряная звезда ордена Подвязки, на шее у него висела голубая лента с изображением святого Георгия, украшенным драгоценными камнями. Он шел быстро, не глядя по сторонам, и сел в предназначенное ему кресло. Теперь он был спиной к публике, собравшейся в зале. И всё, что кто-то из людей мог видеть поверх деревянного барьера, отгораживавшего суд, и между головами и пиками охраны, – это его высокую черную шляпу и седые волосы, ниспадавшие на плечи. Лишь те, кто сидел на галерее, могли немного разглядеть его лицо. Оно было спокойно, без проблесков узнавания или любопытства.
Рядом с королем поставили небольшой столик, на котором лежали бумага, перо и стояла чернильница, чтобы дать ему возможность делать записи для своей защиты. С ним были трое его домашних слуг, одним из которых был Джон Джойнер; но их остановили на расстоянии нескольких футов от него, и они, по-видимому, оставались стоять позади охраны, которая его сопровождала. Ближе всего, на расстоянии вытянутой руки справа от короля, сидели трое юристов, ответственных за обвинение – Кук, пребывавший в сильном волнении, Экстон, молчаливый и малозаметный, и Дорислаус с массой научной информации наготове на случай необходимости. Король на них даже не взглянул.
В таком огромном, заполненном народом помещении не могла царить тишина. Тем не менее поверх шарканья, шелестящего шепота, дыхания, кашля, звуков шагов в огороженном пространстве, в котором король сидел напротив своих судей, на мгновение воцарилась напряженность, по крайней мере, частичная тишина, прежде чем Брэдшоу начал говорить: