Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Король отмел все условия. «Что касается обвинения, оно не имеет никакого значения, – сказал он. – Все дело в свободе народа Англии, за которую я выступаю. Признать новый суд, о котором я раньше никогда не слышал, мне, вашему королю, который должен быть образцом для всех людей в Англии, поддерживать справедливость и старые законы… поистине я не знаю, как это сделать. – Утверждая свой авторитет, он сказал покровительственные слова похвалы в адрес Брэдшоу: – В первый день вы очень хорошо говорили о том, что я прибыл сюда из-за обязательств, наложенных на меня Богом, отстаивать свободы моего народа; это обязательство перед Богом и перед народом, о котором вы говорили, я признаю. Древние законы королевства… насколько мне известно, и это не идет вразрез с фундаментальными законами королевства, с вашего позволения, я не могу предъявить никакого конкретного обвинения…» – Последним должно было быть слово «ответа», а не «обвинения», но эта оговорка была разоблачающей, так как, по мнению короля, это он должен был находиться в положении обвиняющего этих «мнимых судей» в измене.

Карл снова продолжил давать объяснения причин своего отказа признавать их, и снова Брэдшоу прервал его, но короля нельзя было заставить замолчать: «С вашего позволения, вы не должны меня прерывать. Как я сюда попал, не знаю: нет такого закона, по которому можно делать своего короля пленником».

Один или два раза Брэдшоу пытался вклиниться в его речь, пока не остановил наконец поток слов короля, призвав секретаря Бротона зачитать еще раз – и в последний – официальное требование к королю дать ответ на обвинение. Эндрю Бротон, вероятно, уже стоял наготове.

«Секретарь, выполняйте свои обязанности», – приказал Брэдшоу.

«Долг, сэр!» – поправил король со звенящим презрением.

Бротон поспешно зачитал требование, чтобы «Карл Стюарт, король Англии» дал свой определенный ответ «путем признания или отрицания обвинения». И Карл в своем ответе снова отверг законность суда в интересах, как он твердо сказал, преимущественных прав народа Англии.

Брэдшоу впервые за этот день увидел возможность нанести ответный удар: «О том, как вы сохраняли преимущественные права народа, уже сказали ваши действия. На самом деле, сир, намерения людей должны становиться известны по их действиям. Вы же писали о своих намерениях кровавыми буквами по всему королевству».

Карл не вздрогнул от нападения, которое для него ничего не значило, так как считал все это ложью. Он сделал еще одну попытку заговорить, но ему опять не дал это сделать Брэдшоу.

«Сир, вы слышали пожелание суда, и хотя и не хотите этого понимать, но находитесь в суде правосудия». – «Я вижу, что передо мной сила», – холодно произнес король и встал, чтобы уйти.

Один журналист, сочувствующий королю Джон Диллингем из «Умеренного информатора», который не мог услышать эту фразу, но уловил ее смысл по интонации и жесту, напечатал ее так: «Тьфу, сэр! Мне нет до вас дела!»

Вероятно, возникло какое-то волнение, хотя ни один репортер не осмелился описать его. Но некоторые из них написали в своих репортажах без всяких объяснений, что глашатай громко выкрикнул: «Боже, благослови Английское королевство!» Этот беспрецедентный возглас, возможно, был вызван необходимостью заглушить или замаскировать менее приятные для ушей судей крики: «Боже, спаси короля!» или «Да благословит вас Господь, сир!», когда король выходил из зала суда между стражами.

Глава 7 Король осужден 24-27 января 1649

I

Король возвратился в дом Коттона; зрители вышли из зала суда и рассеялись в наводящих уныние сумерках английской зимы. Но судьи, которые до этого расставались друг с другом в конце каждой сессии, теперь все вместе пошли в Расписную палату.

Ситуация была серьезной, близкой к катастрофической, и только те, чья слепая ненависть к королю не давала им увидеть слабость их собственной позиции, могли думать иначе. Лидеры – Кромвель, Айртон, Мартен и остальные – были готовы к отказу короля признавать их как судей. Но не были готовы ни к его упорству в этом отказе, ни к его притязанию на отстаивание законов и свобод своего народа, а еще меньше – к его красноречию или к силе его присутствия и слов, благодаря которым он доминировал на процессе.