Несколько жителей Ноттингема дали показания о том, как король готовил свое знамя в начале войны; один из них был маляром, который раскрашивал древко знамени. Другими свидетелями были ветераны, сражавшиеся на протяжении всей войны: Ричард Бломфильд, лондонский ткач, находившийся в армии графа Эссекского, когда она сдалась королю в Фои, утверждал, что видел, как его товарищи совершали грабежи в присутствии короля вопреки статье о капитуляции; земледелец из Рутландшира поклялся, что во время захвата Лестера король не только разрешил своим людям раздевать и резать пленных, но и когда какой-то офицер-роялист попытался остановить это варварство, сказал: «Мне все равно, даже если они перережут их в три раза больше, потому что они мои враги». При этом король «сидел в седле в блестящих доспехах, находясь в вышеуказанном городе Лестере». Многочисленные другие свидетели просто говорили, что видели короля во время сражения с оружием в руках, когда он ободрял свои войска. Некоторые из этих свидетелей были, очевидно, солдатами, которые когда-то служили в рядах роялистов, а позднее присоединились к армии-победительнице, что было обычным делом в те времена, когда верность и честь были роскошью для офицеров, и пехотинцы, на которых часто первых оказывалось давление, предпочитали вступить в ряды победителей вместо того, чтобы возвратиться, попрошайничая всю дорогу, домой.
Один гражданский свидетель, Генри Гуч, дал показания, что беседовал с королем с глазу на глаз на острове Уайт во время переговоров в Ньюпорте и получил от него указания связаться с принцем Уэльским с целью набора войск. Мало что известно из того, что указывало бы на принадлежность Гуча к роялистам, и был ли он запуган, чтобы сделать такое признание, или он был провокатором, но то, что он сказал, было подтверждено в личной переписке короля, перехваченной во время ведения переговоров, которая также была представлена как доказательство.
Показания свидетелей исключали всякие сомнения в том, что король лично участвовал в войне и намеревался продолжать ее даже во время ведения переговоров в Ньюпорте. Наверное, они немного способствовали укреплению зыбкой решимости наиболее сомневавшихся убийц короля и произвели впечатление на публику, которая сумела пробраться в Расписную палату. Во всяком случае, некоторые газеты напечатали показания свидетелей целиком или частично.
Тем временем Высокий суд был приведен в замешательство двумя незначительными, но неловкими инцидентами. Офицер, выбранный командовать особой охраной лорда-председателя Брэдшоу, некий майор Фокс, был арестован за долги и помещен в тюрьму, откуда его пришлось спасать особым распоряжением суда. Это, естественно, дало всем роялистам и пресвитерианцам еще одну возможность поиздеваться над дурной репутацией суда и всех его офицеров.
Второй инцидент был более неприятным, так как продемонстрировал отсутствие единства среди уполномоченных судей. Двое из самых малозначимых из них – Джон Даунс и Джон Фрай – вступили в спор о Троице, который закончился тем, что Даунс открыто заявил в палате общин, что Фрай отрицает божественную природу Христа. Эта ересь, имевшая хождение в сектах, потрясла более консервативных пуритан, а ее распространение было тяжким преступлением. Когда Даунс обвинил Фрая, что тот придерживается этой ереси, к такому обвинению нужно было отнестись серьезно. Фрай, естественно, отрицал это, хотя путался в словах настолько, что это наводило на мысль, что он был неправильно понят. Его временно отстранили от участия в заседаниях палаты общин до проведения полного расследования, из чего логически вытекало, что он больше не мог быть одним из судей короля. Это было прискорбно, так как Фрай был одним из самых решительных и неугомонных членов суда. Но еще более неприятно было то, что во время такого важного дела, как суд над королем, один судья публично обвинил другого в скандальном и вопиющем богохульстве.
Тем временем в Лондоне и Вестминстере свободно распространялись памфлеты против суда над королем, варьировавшие от печатных версий официального протеста, поданного шотландцами в палату общин, и претензий священников-пресвитерианцев к Ферфаксу до сбивчивого бреда миссис Мэри Поуп, вдовы солевара, которая один или два раза уже осуждала политику армии в печати. В отличие от невнятной листовки, проданной ей «миссис Эдвардс, вдовой переплетчика в Олд-Бейли», эта словоохотливая женщина объявила о своем намерении лично вмешаться в судебный процесс и – если верить слухам – заявила, что осуждение короля совершенно невозможно, и она ставит 15 фунтов (несомненно, большая сумма для нее) на то, что Карлу будет возвращен трон в течение следующих шести недель.