Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Некоторые из них были добродушными и добропорядочными людьми, испытали естественную жалость к нему, когда увидели его в таком положении, и уважение к достоинству и спокойствию, с которыми он встретил это испытание, достаточно жалости и достаточно уважения, чтобы время от времени вырывались слова: «Благослови вас Господь, сир!» Однако большинство солдат ненавидели его за то, что он начал войну против своего народа не один раз, а дважды, за попытку привлечь иностранные войска или даже необузданных ирландцев, ненавидели за то, что он отказался от поддержки протестантов в Европе, за преследование благочестивых священников в Англии, за покровительство папистам и поощрение друзей своей французской жены-папистки.

Если они верили всем клеветническим слухам и циркулировавшим в то время памфлетам, то также и ненавидели его за переписку с папой, за предательство протестантов Ла-Рошели и за потворство убийству своего отца. Грубо говоря, многие из них ненавидели его просто за то, что он король, с мягкими белыми руками, носящий тонкое белье и бархатный плащ, король, который приказал убивать и резать своих бедных подданных в сражениях, бить и морить голодом пленных и осудил честного Джона Лилберна на порку кнутом на задней части телеги.

В своей комнате в доме Коттона король, как писал позднее Герберт, спросил о составе так называемого Суда правосудия. Герберт ответил, что судьи представляют собой смешанную коллегию из членов парламента, офицеров и жителей Лондона. Король, видимо, не стал продолжать расспросы, просто констатировав, что он внимательно смотрел на всех них и узнал не больше восьми человек. Так оно и было. Он должен был узнать Кромвеля, Харрисона и нескольких высших офицеров, Генри Мартена, которого терпеть не мог, низкорослого лорда Грея и своего бывшего придворного Джона Дэнверса. Но Брэдшоу и два его помощника – Лайл и Сэй – и большинство других уполномоченных судей были совершенно не знакомы ему, это были люди, которые, насколько ему было известно, до сих пор не играли никакой заметной роли в делах страны.

IV

На следующий день, во вторник 23 января, в полдень в Расписной палате было созвано короткое совещание. Уполномоченные решили повторно применить свой метод предыдущего дня. Ничто в сдержанном протоколе, который вел Джон Фелпс, не указывает на то, кто говорил или что было сказано, но намерения судей не изменились с конца недели. Они решили, что дадут королю еще один шанс ответить на обвинение, прежде чем перейти утром в среду 24 января к приговору.

Заседание в Вестминстер-Холле началось в ранний полдень. На нем присутствовал 71 уполномоченный – и это была самая большая посещаемость на тот момент, хотя по-прежнему чуть больше, чем половина общего числа назначенных судей. Щит с национальным символом – крестом святого Георгия – был повешен в центре на стене над судьями, явное новшество в этот день.

Король вошел, как обычно спокойный, взглянул на судей «с суровым выражением лица», как выразился Мэббот, и сел в свое кресло. И снова Кук открыл заседание, еще раз кратко и решительно изложив обвинение короля, что он пытался уничтожить законы и ввести авторитарное правление посредством войны. Относительно его упорного отказа отвечать на обвинение Кук сказал, что, «по известным правилам закона этой страны», подсудимый, который не признает себя виновным или невиновным, должен считаться признавшим свою вину косвенно. В любом случае не было возможности сомневаться в его вине.

«Палата общин как высший орган власти королевства заявляет: что известно, что суть обвинения достоверна, как сама истина, милорд, прозрачна, как хрусталь, и ясна, как солнце, сияющее в полдень. Если ваша светлость и суд не удовлетворены этим, то я от лица народа Англии представлю нескольких свидетелей… И поэтому смиренно молюсь, чтобы по подсудимому было быстро принято решение суда».

Теперь Брэдшоу снова обратился к Карлу. Он «снова и снова» информировал его, по его словам, словно школьный учитель упрямого ученика, что «суд утвердил собственную юрисдикцию, и ни вы, ни любой другой человек не может оспаривать полномочия высшей власти в Англии». Король должен понять, что с судом шутки плохи, так как этот суд вполне может показать свою власть и без долгих раздумий вынести ему приговор. Однако судьи дают ему еще один шанс «дать ваш определенный и окончательный ответ на простом английском языке: виновны вы или не виновны в этих изменах, изложенных в обвинении».

Он закончил речь, и на мгновение в суде воцарилась тишина. Когда король заговорил, его слова были более осмотрительны, чем в два предыдущих дня.

«Когда я находился здесь вчера, то желал говорить о свободах народа Англии, но меня прервали. Я хочу знать, могу ли я говорить свободно или нет».

Брэдшоу ответил, что суд выслушает его, «а вы защищайтесь как можно лучше», но только после того, как «будет дан положительный ответ по делу, по которому вы обвиняетесь».