Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Кажется вероятным, что действительно среди судей возникло подлинное протестное движение, и некоторые из них, кроме Даунса, громко озвучили свое мнение. Кромвель – его неотступная тревога в отношении Ферфакса обострилась после выступления женщины в маске двадцатью минутами раньше – был не в состоянии терпеть промедление. Он вполне мог говорить о Карле так, как Даунс вспоминал позднее, он, безусловно, не доверял никаким предложениям, которые тот мог сделать. Он слишком часто сталкивался с заигрываниями, отступлениями от договоренностей и увиливаниями короля. («Хороший? Этот человек, против которого свидетельствовал сам Господь?..») Его нетерпеливый гнев сплотил его сторонников и вернул колеблющихся в их ряды. Полчаса спустя уполномоченные судьи, решительные или рассерженные, вновь вошли в зал, предоставив Даунсу искать убежище в комнате спикера и облегчить душу слезами.

Когда короля снова привели и он сел в свое кресло, Брэдшоу обратился к нему с обновленной решимостью. Он обвинил его в попытке оттянуть решение, отказался созвать заседание палаты лордов и палаты общин, чтобы выслушать все, что король хотел сказать, и объявил, что суд теперь может огласить приговор.

Карл ответил со смиренной иронией: «Сэр, я знаю, что с моей стороны напрасно спорить. Я не скептик, чтобы отрицать власть, которой вы обладаете; я знаю, что власти у вас достаточно…»

Легко обходя тему незаконности их власти, он еще раз попросил дать ему шанс предложить на обсуждение палате лордов и палате общин своего парламента новый план установления мира в королевстве. Естественно, это вызвало бы задержку, «но небольшая отсрочка еще на день или два может дать мир, тогда как поспешное решение, наоборот, вызвать такие беды и постоянное беспокойство в королевстве, о которых пожалеет и не родившийся еще ребенок».

В то время некоторые думали, что он намеревался предложить свое отречение от престола в пользу своего сына. Но никому не суждено было узнать это наверняка, потому что Брэдшоу продолжал упорно отвергать это предложение, хотя Карл обратился с последним горячим призывом: «Если вы выслушаете меня, если вы сделаете всего лишь эту отсрочку, я не сомневаюсь, что вы и все присутствующие здесь и мой народ будут удовлетворены впоследствии; и поэтому прошу вас – так как вы будете отвечать за это в страшный Судный день – обдумайте это еще раз».

Брэдшоу не поколебала перспектива Страшного суда, его совесть была чиста. Если королю больше нечего сказать, заявил он, суд перейдет к приговору.

«Сэр, – проговорил король, – мне больше нечего сказать, но я желаю, чтобы было занесено в протокол то, что я уже сказал».

И вот настал момент обратиться Брэдшоу к обвиняемому с речью, которая длилась около 40 минут и на подготовку которой он, очевидно, потратил много труда. Это была достойная похвалы работа, украшенная немалыми познаниями и представленная с достоинством. Он начал с утверждения принципа, за который велась война и согласно которому король подчиняется закону, а закон исходит от парламента. Несколько более неуверенно он добавил, что он исходит также и от народа.

Несколько раз процитировав Брактона и других авторитетов древности, он мельком затронул Баронскую войну, «когда земельная знать поднялась за свободу и собственность подданных». Долг, однажды столь удачно исполненный баронами, по его словам, теперь перешел к палате общин. Король, поспешил он дальше, – это «доверенное лицо, и он должен оправдывать оказанное ему доверие… Это не закон вчерашнего дня, сэр (с того момента, когда произошли разногласия между вами и вашим народом), это старинный закон». Он продолжил пространно излагать значение парламента как последнего Суда справедливости в королевстве, и долг короля как короля избранного, давшего при коронации клятву заботиться, чтобы парламент часто созывался для защиты народа. Это должно было продемонстрировать истинность обвинения, состоявшего в том, что король попытался «низвергнуть фундаментальные законы страны, так как оплотом свобод народа является парламент Англии, разрушить и искоренить это одним ударом, что, безусловно, было вашей целью… и этим были попраны свободы и собственность Англии».

Далее он перешел к довольно надуманному сравнению Карла с Калигулой, а затем привел примеры, как короли и в древности, и в более близкое время привлекались к ответу за свои преступления. Что же касается так называемого наследственного права монарха, то Брэдшоу не составило труда подчеркнуть, что оно часто умалчивалось и в Шотландии, и в Англии. Также были прецеденты, когда королей призывали к ответу: Эдуард II и Ричард II были свергнуты за свои злодеяния, хотя они «и близко не подошли по тяжести своих преступлений к преступлениям, которые вменяются вам в вину».