Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Эллариссэ застыл, совсем не замечая, что к нему несутся несколько драконов, чтобы сжечь, уничтожить. Сияющие руны щита отделили Аватара от острозубых чудовищ. Чем они лучше демонов? Эллариссэ сбросил покров и за доли секунды телепортировался в сторону. Скорость у него осталась. Драконы только головы успели повернуть, как один был захвачен путами и брошен в остальных с такой силой, что заскрежетал камень. С воем ящеры рухнули, но на подмогу им мчали ещё и ещё. Целая армия. Но Эллариссэ знал, как с ними поступить.

— Орэ Неру Гронд Силин.

И закашлялся. Имя Неру резануло горло как бритва. Эллариссэ ощутил привкус крови. Он не смог поправиться и никогда не сможет.

Тем не менее, чары расползались, накрывая километр за километром. Много сил Эллариссэ вложил в это заклинание, но больше требовалось на второе. То, что проведёт черту в жизни предателей.

«Ты выдыхаешься… хоть ты и Аватар, но и у тебя есть предел. А у нас предела нет, мы можем сражаться вечно», — зазвенело в ушах. Многоголосый Океан Штормов пробудился в глубинах памяти.

— Сгинь! Сгинь, тварь! — зарычал Эллариссэ, вырывая самого себя из плена Времени, и прохрипел. — Эрес.

Черные тучи расступились, позволяя звёздным рунам зажечься.

Глава 102. Буря птиц

Обессиленный после подъёма Фео почти не соображал, куда его несут и зачем: удержание магикорского щита для себя и пяти драконов сожгло слишком много энергии, благо, бремя перегона воздуха легло на остальных. Последнее, что Фео осознавал полноценно, это разговор с Ирчинаем.

— Я полечу в ледник, — сказал вождь Намунее, — пусть кто-то из твоих детей укажет мне дорогу, сам я не помню рисунок земли.

От последней фразы у Фео защемило сердце, хотя боль и не проходила. Оставив позади гибнущий город и стражей, с укоризной глядевших на изгнанников, но не кинувшихся на них, он думал о вреде, который причинил. Его пытались убедить в благополучном исходе и Намунея, и Миро, но сам он в него не верил. Ничего из запланированного не удалось, стало только хуже. Не имел Фео права лишать рыб дома, и сами они не выйдут на поверхность сразиться рядом с сородичами. Кто такой один Ирчинай? Старый, одутловатый оборотень. За ним одним не стоило спускаться в бездну, рассудил Фео, но кое-что заставило его усомниться.

Когда Намунея ответила, что Сумая отправится с прадедом, тот повернулся уже к Фео.

— Мы, может, уже и не увидимся, человек, — медленно начал он, будто на ходу вспоминая слова, — но, надеюсь, у нас всё получится. То, что тянулось тысячелетия, наконец завершится, и я буду там, где должен быть. У водных врат я встречаю новую эру, пусть она уже и не для меня. У моих братьев есть шанс. Я буду звать их братьями, хоть они и оплевали меня. Им есть для чего выйти на воздух, если они поймут, что ты сделал.

— Я разрушил их дом, — вздохнул Фео, — и ваш тоже.

— Это да, но что до этого… мы, человек, жили в страхе, какого, наверное, не знает никто кроме нас. Я дал уйти Наму, рискуя всем, что имел, чтобы её дети увидели небо, чтобы не застыли в белой пустоте, как мои сородичи. Я поставил Наму посредником между сушей и водой, надеясь, что она нас вытащит. У меня самого не хватало смелости на это. Каждый раз перед глазами возникал образ Ирчимэ, и я боялся его судьбы. Решил, что только закрывшись от кровавого мира, мы спасёмся. Но потом появился ты. Возрождённый перводемон, принесший не ненависть, а свет. Мне нужно дальше объяснять?

Фео кивнул: от переполнявших его чувств он не смог ответить. Драконы, которых вытянули с насиженных мест, наскоро рассказав, что случилось, стояли недвижимо и за вождём следили внимательно.

— Фео действительно светлый человек, — добавил Миро. ­— Там, наверху, ещё много таких светлых: царевна Фатияра, принц Нэйджу, Хоуфра…

Резко смолк. Видимо, подзабыл, кем ему приходится Хоуфра, а сейчас, вспомнив, погрузился в себя. Такой же задумчивой стала Намунея.

— Хоуфра очень светлый, — произнесла Сумая. — Он искал нас. Ради него Ия пожертвовала собой.

Намунея посерела. Фео хотел коснуться её ладони, но первым это сделал Ирчинай.

— Я знаю, что такое страх. И мы покончим с ним, — сказал он, а Намунея молча надела тёплый кристалл на шею Фео.

За водными вратами — мучения. За сияющими рунами — ледяная синяя бездна, а после неё всё сделалось серым и мутным. На Фео надели шубу, усадили на дракона, и он летел сквозь мглу на битву. Он действительно не знал, останется ли жив. Даже если всё получится, и спадёт проклятие, а Секира перейдёт в руки оборотней, каким будет бой с Аватаром? Без Эрес-Гронда…

«Гилтиан». Фео хотел сжать Осколок, пробраться к нему через шубу и поклясться, что жертва друга не будет напрасной, что Эллариссэ одолеют, плевать, что невозможно, но начал заваливаться набок. Пришлось держаться, а сумерки сознания рассеял образ Гилтиана. Он здесь, рядом, тот, кто умер за всех людей, за то, чтобы Фео сражался дальше.