Казнь Мира. Книга третья (СИ)

— Да мне плевать, что ты считаешь. Кнун не выполнил задачу. Потерял Паучиху и её войско. Упустил человечишку, пробудил свет двоих и силу Орхидеи. Из-за него Живущие теперь знают, что Скверну можно побороть и во снах, и в котле! Это, — оскалился Сагарис, — наше главное поражение. Кнун прекрасно понимает, что расплата неизбежна. Мне самому не в удовольствие её вершить.

— Так не верши.

Очень долго Сагарис молчал, глядя на Ару, но не мог видеть её неживое сердце, потому она не ощущала страх. Только сомнение. Слова произносились прежде, чем Ару успевала их обдумать и были продиктованы каким-то противоестественным, незнакомым желанием. Какая разница, что случится с Кнуном? Из всех демонов он — самый мерзкий, заносчивый, надменный. Пусть его Сагарис прихлопнет и возвысит наконец Ару.

— Что с тобой произошло в Даву, девочка? С кем ты дралась, кто тебя подбил? Рассказывай, рассказывай, очень интересно.

* * *

Эллариссэ вновь утонул в воспоминаниях, призвав их.

Посол прикладывал к глазу мокрое полотенце, морщился и тихо проклинал страну, столицу и, разумеется, императора. Эллариссэ мог легко исцелить подбитого, что и намеревался сделать, однако заметил на полке мазь, вытягивающую синяки. Она не была подписана, но из-за характерного мутно-зелёного цвета и запаха, слышимого даже через стенки стеклянного шкафа, Эллариссэ легко узнал её.

— Возьмите, — он достал мазь и протянул послу. — Сразу станет легче.

Тот отказался, как и от прямой помощи.

— Мне бы отбыть, ваша светлость, немедленно, после такого позора, но я решил подождать вас. Может, скажете чего. Не всё же вам за спиной Унгвайяра стоять, хоть он и выше.

— Что значит — выше?

— Ростом, разумеется. Но и опыт правления у него больше. Вы всё же предпочитаете царствовать, а не государить.

— Я в дела стран не вмешиваюсь. Все живут, как жили, я лишь оберегаю их покой.

— Может оно всегда и везде так, но только не с нами. Это вы решили отдать Лиёдари. Я понимаю, почему. Есть ещё те, кто помнит, как вас назвал отец. Это вы его отравили. Родина — ваша боль, вот вы и предаёте её без сожаления, забыв о тех, кто вопреки всему спасал вас. Родина — это не кусок земли, а храм сердца. Ваше — не в Лиёдари, не с её народом. Вы оторвали себя от нас, мы вам никто.

Запах мази начал раздражать, и Эллариссэ поставил её на стол подальше, но вышло громко и резко. Посол ухмыльнулся — понял, что попал.

— У меня заботы обо всём мире, а не только о родине. Что мне родина, если юное человечество будет голодать и дрожать всякий раз, как видит на западе тучу. Это временное решение, но пока я не одолею Океан Штормов, люди будут возделывать равнину. У них есть дар Жизни. Под вашей же властью в Лиёдари только пыль и пырей.

Мерзко, гортанно посол расхохотался. Полотенце шлёпнулось на пол, и брызги долетели до стоп Эллариссэ.

— Не ошибся я, нет, — задыхаясь, произнёс кривой гость. — Ненависть настоящая. Тихая, как змея. Не услышишь её и не поймёшь, как ужалит. Будь осторожен, Лариоса.

— И вам того желаю в ненависти к людям. Только ваша — беспричинна и постыдна. Вы сами виноваты в своих бедах.

Глава 82. Благодарность

Шуба сковывала и едва защищала от лютой стужи. В тесной корзине двигаться не получалось. Фео сжался в комок у стенки и через прорехи в плетении смотрел, что под ним. Чёрной пеленой проклятье накрыло небо и землю. Не было ни верха, ни низа, только буран от границы вод до высот Аберона.

Оберегал тело и кристалл. В который раз Фео с нежностью думал об Эдельвейс. Он так и не узнал, истинны ли её чувства, или же в котле он с подачи Аймери нафантазировал о любви. Разве может вечно юная принцесса полюбить смертного, через тридцать-сорок лет будущего для неё стариком? Это блажь, попытка вырваться в таинственный мир матери, а Ситинхэ лишь хочет разыграть свою политическую карту, забрать не Лиёдари — царство людей целиком. Однако эта мысль больше не вызывала злость. Близилась развязка. Противостояние на севере решит, продолжится ли борьба, или же Живущие сложат оружие перед Аватаром, оставив людей ему на откуп, а там и Древо сгниёт. Глядя в лица Фатияры и Шакилара, Фео не желал верить в подобное. Друзья бросились за ним, поставив на кон слишком многое. Гилтиан не мог погибнуть напрасно.

«Сейчас на стороне Аватара хаос. То, что ждёт нас — страшнее хрустального сада».

Фео не знал людей, за которых сражался, но знал Шакилара и Фатияру, Лу Тенгру и Драголин. Готов был в их руки передать будущее своего народа, но с тем мерзкой пиявкой в глубине разума билось: «Любой из них захочет стать Аватаром и ради себя, и ради своих стран».

Думали ли они нечто сходное, Фео лишь догадывался. Ожидал, что внутри них нет страха, какой глодал его, приправленный чувством горчайшего стыда.

Холод жалил всё больнее. Фео зарылся лицом в воротник и не увидел, как море сменилось сушей. Понял только, когда драконы стали снижаться.