Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Белая крепость поднялась, чтобы сдержать вьюги, и во мраке полярной ночи стены мерцали, будто хранили память о преждевременно иссякшем дне. Никто не вышел встречать процессию, и драконы ревели, призывая оборотней показаться. Бесполезно. Может, и не было никого в снежном граде.

— Они там, — произнёс Лу Тенгру. — Спят в разных обличьях. По периметру — лисье племя, их тотемы перед иглу. Остальные — дальше.

— Остальные — кто? — поинтересовался Хоуфра.

— Совы и волки. Совсем мало воронов.

Те, чьи семейства назвали, тут же оживились.

— Лисы — хоржаговские родичи. Моё племя, — ответила Ядула.

Хоуфра скрипнул зубами так, что сквозь бурю было слышно. К нему повернулась Фатияра, но посмотрела без осуждения. Под её тёплым взглядом, казалось, вот-вот пробудится земля. Но нет — так же, как оборотни в крепости, она спала крепко. Лишь бы не умерла.

За стенами Фео ожидал увидеть город, подобный Каталису или Домэну, но вместо домов стояли холмики из снежных кирпичей с полукруглыми забитыми ходами. Какие-то соединяли тоннели, но большая часть обособилась.

Некая сила оберегала город, и тропы не замело, а чудовищная стужа не грызла до костей во владениях Хоржага.

Ядула издала клич, похожий на соколиный. В ответ — тишь. Рыкнула тигром — не отозвались, и на медвежий рёв тоже.

С ноги на ногу переминался Хоуфра — сам хотел крикнуть, но не посмел, позволил только издёвку:

— Не так уж тебя и ждали, Ядула.

— Если меня похоронили, то и остальных тоже. Однако и волк, и сова тут, и ворон. Изгоев аж двое, — она пристально посмотрела на Миро и Сумаю. — А вот рыб нет вообще.

— Кто-то должен говорить с рыбами, — ответил Хоуфра уже спокойнее. — Все племена выступят вместе.

— Рыб искать невесть где. Если сами не пришли, а скисли в гордыне, то и не за чем их звать.

Едва она договорила, ветер ворвался в город, прогнав и покой, и остатки тепла. Фео как льдиной по лицу полоснуло. Он закрылся варежками, и кожа задубела раньше, чем её укололи острые снежинки.

— Договаривайтесь как хотите! — крикнул Лу Тенгру. — Иначе мы проиграем!

Он тяжело дышал, оглядывая всех, но особенно злобно — Хоуфру и Ядулу. Оба, как ни странно, опустили головы. Издали походили на мать и сына, которых пристыдили за одно дело. Кровь взыграет в ком-нибудь из них, и один вступится за другого. Нет, это подобно сказке Ядулы. Эти двое не помирятся, мир скорее рухнет.

— Слушайте меня внимательно, — продолжил Лу Тенгру. — Я с оборотнями дел имел мало, но кое-что о вас знаю. Вы живёте в своих крохотных вселенных-племенах, и даже верховного шамана терпите из-за древней традиции. Только страшная опасность вас заставит объединиться, и то я всего четыре племени насчитал. Где остальные? Уже похоронены под снегом, пока вы тут лаетесь, как псы?

— Ты бы рот свой закрыл, безродный… — прошелестел кто-то из оборотней, но тут же получил локтем в бок.

— Глист бледный, мнит о себе много, — послышалось с другой стороны.

Фео забыл после встречи с Асцерат, что такое настоящий гнев. Ладонь сжалась, заклинание вспыхнуло в мозгу. Оборотень упал и забился, сжатый путами. Первой, уже через секунду, сорвалась Фатияра. Лишь её рука ослабила боль, и лишь её взгляд сжёг всё, что было внутри Фео.

— Мой друг умер, спасая вас, — произнёс он медленно. — А вы глисты сами, твари…

— Фео!

Голос Фатияры иссушал, как дыхание огненной пустыни.

— Я на стороне Фео, — вступил Шакилар, и царевна отвернулась.

— Ещё один велит нам, как жить, — раздался голос из снежной дыры, и кто-то поманил в открывшийся в холме тоннель.

Это был дряхлый оборотень. Фео таких стариков не видел даже в Каталисе, а представить, что кто-то из старших народов может себя довести до подобной старости прежде не выходило. Оборотень едва волочил босые, покрытые густой серебристой шерстью ноги, и наступал на собственную длиннющую бороду. Одет был в затасканную рыжую шубу с проплешинами и крепко сжимал палку с вырезанными тотемными лисами.

— Мой дом остыл ради того, чтобы я послушал вас. Мало что понимаете в оборотнях, колдун-демоноборец, хоть и кичитесь этим. Мы не пугливы и единение нам не чуждо. Четыре племени живут рядом друг с другом, ведут общее хозяйство, вместе танцуют и молятся. Но мы не хотим скученности как в ваших царствах, потому что вольны как дикий ветер, а вы всё навязываете и навязываете нам свои порядки.

— Моих здесь нет, — тихо произнёс юноша в чёрной шубе, и Фео с удивлением посмотрел на него. Почему нет? Чёрный — наверное, ворон, а воронов назвали.

— Хоржаг? — Хоуфра подался вперёд. — Ты жив? Но я сам видел…

–Ты видел плохо. Сердце твоё оказалось слепым, и ты предал всех.

— Да? — едва не прорычал Хоуфра. — А не ты ли хотел единения? Не для того ли я был рожден, а Саландига принесён в жертву? ­Не по твоей ли вине пролилась кровь?

— По моей. И за то я проклят и виноват даже больше вас с Ядулой. Но моего раскаяния было мало Секире, как и поклонения всех племён. Мы чтили заветы Саландиги, только трещина не зарастала.

— Отверженные всё ещё в ледниках. А моё племя? А рыбы?