Казнь Мира. Книга третья (СИ)

С новой силой полились слёзы, а Шакилар крутил головой, пытаясь понять, что ему сделать или хотя бы сказать. Он никогда не видел Фатияру рыдающей, даже представить не мог, что это возможно. Как стойко она держалась всё это время, как развеяла сны Паучихи, как вынесла все утраты! А те соломинками складывались в груз на её спине.

— Фатияра, послушай, ты очень и очень сильная. И, самое главное, ты не одна. Я буду рядом, куда бы нас не занесло, даже если весь мир покорится Аватару и поднимется против нас, я тебя не оставлю. Ты спасешь многих, и я помогу тебе.

В глазах блеснула искра.

— Как с Ией?

— Да, и так тоже. Не будь тебя, я бы не поверил, что до перводемона можно докричаться. Но ты была.

Она стала теплой, и без костра Шакилар грелся. Закрыл бы глаза и помечтал о теплых лавандовых лугах, — не Тинтх, а земных — о расплавленном в речных водах солнце и золотых его дарах-кувшинках. Не в ледяной пещере место Фатияре, а среди живой природы, в стрекочущем и журчащем царстве, подаренном Неру. Шакилар вернёт её туда.

Со стены треугольными зубами скалился Адзуна. Он легко узнавался по одеждам и росту — возвышался над двумя другими фигурами, драконом и эльфом. Хищная улыбка сородича ещё была понятна Шакилару, а вот облик эльфа, длинноухого, как тростниковый заяц, оставался загадкой. Кого изобразили, Унгвайяра? Или Эллариссэ? Вряд ли последнего — Аватар был бы значительно ниже Адзуны. Почему все готовы кинуться на зверей? Шакилар не помнил ни земельных, ни иных разногласий. Оборотни вплоть до последнего наплыва Океана Штормов считались союзниками, пусть драконы отзывались о них несколько свысока.

— Мне не даёт покоя история Хоуфры. Если бы Саландига не женился на дочери Хоржага, жили бы они без проклятия? Ведь не на любую кровь пробуждается Шторм. Драконы из разных Пределов тоже друг друга ненавидят и порой убивают. Единое государство не спасает от ненависти, но прокляли нас только из-за Люцита. Дело только в том, что Саландига — хранитель?

Фатияра ещё раз всхлипнула.

— Они подняли руку не просто на хранителя, а того, кто повел их и защищал. Это очень тяжёлый грех.

— Ты думаешь, племена должны были принять союз Хоржага и Саландиги? Империи не создаются на добрых словах. Это или нужда или… завоевание.

Нарисованный эльф будто шире оскалился. Шакилару вспомнились рассказы об Унгвайяре, который ничем не гнушался, но после Казни Мира под его крыло Даэри Далара привёл голод. Также, как некогда Южный Предел под власть Северного.

— Царство Эю создано без завоевания и нужды, — ответила Фатияра. — Мы знали, что вместе будет лучше.

— Только фениксы так могут. Оборотни совсем на вас непохожи.

— Что ты имеешь ввиду?

— Хоржаг жалеет, что сунулся к Саландиге. Что, если бы жили как жили, то всё бы сложилось иначе. Не было бы проклятий.

— Им Ойнокорэйт велел объединиться.

— Да, но, может, он говорил лишь о времени Казни? Это странно слышать от меня, но мне кажется, будто бы оборотням государственное единство навязали. Посмотри на эти рисунки. Чувствую, кого-то замучили назиданиями, особенно после первого проклятья.

Очень долго Фатияра разглядывала стены, а Шакилар заметил, что немного изменилось её лицо: щёки стали тяжелее, тени под глазами — глубже. Темень обманывает, а снаружи, когда взойдёт солнце, всё вернётся? Шакилар подозревал, что нет. Долго Фатияра держалась, никакой груз не выйдет тащить вечно.

— Может, ты и прав. Мы их не слушали и не слышали, а потом и они себя перестали…

Фатияра резко смолкла и отстранилась от Шакилара, а он выставил вперёд меч-копьё. Из мглы выплыло существо. Косматое, оно напоминало яка со свалявшейся шерстью, разве что стояло не на четырёх лапах, а на двух. Выдохнуло шумно и замычало. Из-под коричневых грязных косм высунулась пятипалая рука с синими узорами на коже. Как у Миро и Сумаи.

— Это оборотень. Он хочет, чтобы мы шли за ним.

Глава 85. Намунея

Нет, это оказался не Ойнокорэйт, но существо удивительное. Так в старых сказках описывали лесных Духов: нечто двуногое, на пару голов выше человека, а такого низкого, как Фео, на все три; руки были длинные и тонкие, похожие на ветки, а ноги наоборот — бревна; лицо завесили мшистые космы, а голову венчал олений череп. Опиралось оно на тотемный посох, и, лишь благодаря ему, Фео догадался, что перед ним — оборотень, чьё обличье застыло между Живущим и зверем.

Посохом оборотень коснулся воды. Пошла рябь, следом послышался тихий плеск. Из тёмного ледяного омута выглянула длинноносая рыба с заволоченными пеленой глазами. На белой спине синими рунами мерцали имена Ойнокороэйта и Афелиэ. Рыба хлопала пастью, словно разговаривала с оборотнем, а Фео следил за этим действом, пытаясь понять, в своём ли уме он после падения в ледник и общения с демонами-призраками. Если выживет и расскажет кому — не поверят. Бред же.

Рыба повернулась к Фео и от её пустого и одновременно пристального взора сделалось окончательно не по себе. Никто на Земле не смотрел тоскливее.