Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Миро и Сумая, прежде отстранявшиеся от благодати Неру, потянулись к ней. Им нужен был такой же, как они — с покалеченной душой, но выбравший жизнь.

— Опишите мне побережье. Я телепортируюсь туда, и мы встретимся. Дальше скажешь, в какой части моря поселились рыбы. Я нырну за ними.

— Мы с тобой, — сказал Миро. — Города лежат глубоко и опасностей там не мало.

«Нет. Только Намунея», — хотел ответить Фео, но, глядя в полузвериные глаза брата и сестры, передумал. Это их бой, за их родину. Они должны идти. Его первую мысль, пусть иначе, озвучила сама госпожа.

— Нет. Рыбы в вас видят отверженных и не примут.

— А придётся, — ответил Миро.

Намунея вздохнула и опустила взгляд.

Глава 86. Нити наследия

— Ты что, замёрз?

Язвительный тон Сагариса злил Эллариссэ сильнее, чем собственное бессилие. Демонический вихрь стих, а Феонгоста оборотни так и не привели, решив схорониться в иглу и уснуть. Как животные.

«Они и есть животные», — подумал Эллариссэ и тут же уловил мерзкую ухмылку Сагариса. Нельзя с ним давать слабину, он только и ждёт, чтобы выцепить что из сердца.

— Знаешь, — протянул Сагарис, — вспоминаю я порой твою бытность. Как ты трясся над свободой воли, доверял всем, считал, что сами справятся. Как, по-твоему, справились?

Мёртвый и хитрый. Отвратительный. Эллариссэ мечтал о том, как избавится от демона. Сотрет в порошок, чтобы тот не восстал никогда. Но потом, когда всё закончится.

— Нет. Но я не жалею.

— Ты так любишь Унгвайяра, но не захотел быть на него похожим, создавать империи. Разве это не лицемерие? Или… погоди-ка… ты себя считал не царём всех Живущих, а богом? Как Великий Дух, только наставлял? Посмотри, к чему привели твои наставления. Оборотни, те, что ещё не ушли, не проснутся, эта земля не расцветёт.

— Ты испытываешь меня? Ждёшь, что я взорвусь? — Эллариссэ действительно едва не взрывался. — Не дождешься. Отыщи Феонгоста или Драголин и приведи. Живыми.

— Даже с перстнем ты не сможешь приказывать мне. Ищи сам. У меня другие планы, — зевнул Сагарис и исчез.

Ветры выли в пещере, а колючий холод пробивался даже через броню Скверны. Эллариссэ ежился. Раз за разом думал, а не разверзнуть ли земные недра, чтобы вышла лава и потеплело? Была мысль ещё хуже — попросить Ару развести пламя, да только где она?

«Ни света, ни Древа. Кто я теперь?» — Эллариссэ посмотрел на свои руки. Потрескавшиеся, воспалённые, исчерченные сетью морщин. Не так выглядят руки владыки мира. А зелья всё меньше.

«Если я разобью Секиру, выпадет нить. Свет Феонгоста превратит её в цветок, который исцелит меня…»

Так хотелось в это верить, но в глубине души Эллариссэ понимал: никакое милосердие Неру его не коснется, пока он сам не смирится и не склонится перед роком. Перед тем, что не вечен и всемогущ, а такой же, как все Живущие. В новой жизни его стегнёт бич бессмертных, он станет тяготиться годами, не зная, какая мощь и радость были у него когда-то.

Давным-давно на здешних лугах Лануэль собирала вереск и полярный мак. Глядя на неё, Эллариссэ думал, что у супруги нет вкуса. Совсем не смотрелись эти цветы вместе. Но как сияли её глаза! Ни один колдун так не зажигал свой взор. Она бегала по полям в белом платье легкая, как Афелиэ, и в тот единственный миг прекраснее своей ледяной сестры.

«Я хочу, чтобы у нас были дети, — сказал он ей тогда. — Чтобы они так же, как ты, носились по траве и радовались».

Наступи в тот миг ночь, небо могло бы сбросить все звёзды, и всё равно было бы светло от взгляда Лиланы.

«У вас не будет детей», — произнесла Левантэ.

В тот день Эллариссэ вернулся в Аберон. В лиловых звёздных облаках тонул замок Аватара — награда от Аэлун. Ни у кого из Духов не было владений прекраснее, но Эллариссэ бывал в нём нечасто. Всё же вершины небес ему оказались чужды, он любил касаться их, бродить по тихим галереям, зная, что он стоит над всем миром, но неизменно его тянуло на Землю.

Левантэ единственная никогда не навещала Эллариссэ, к ней приходилось идти в Храм Сердца. Это ничуть не смущало. Наоборот, близкое присутствие Неру дарило созерцательность и покой. Эллариссэ казалось, что ему ничего от жизни не нужно, кроме самой жизни, её мерного течения и череды событий, к которым он невольно относился философски. Однако…

«Почему не будет?»

Впервые недалеко от Древа Эллариссэ ощутил гнев.

Левантэ присела на каменную скамью, ножки которой оплетал вьюн. Некогда Эллариссэ думал, что в Абероне растут только роскошные цветы: розы, лилии, орхидеи. Поле Тинтх и внутренний двор Храма разубедили в этом.

«Когда-то я творила тела Живущих совершенными, лишенными изъяна. Но ещё когда они лежали в глине, ударила Скверна и отравила их. Она живёт и в душах, и в телах, точит их. Она бьёт везде, где может. Её ненависть к нам…» — тут Левантэ остановилась и опустила взгляд. Её стрекозьи крылья походили на витраж и переливались даже в спокойном сиянии Древа.