Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Фео сильно надавил на «небеса» и «неволить». Оборотни заёрзали. Кто-то поднялся, чтобы подойти к правителю, но тут же сел. Ирчинай вцепился в подлокотники. Продолжая смотреть лишь на Фео, он произнёс:

— Кто ты такой?

Глава 94. Чаша Жемчугов (часть 4)

Это было не погружение во времени, а такое плотное и объёмное воспоминание, что Фео поначалу даже растерялся, но совиная тяжесть на плече не дала забыться. Круглый зал потускнел, смазались лица оборотней, будто зрение вновь померкло, однако Фео видел остро.

Минеральные жилы в тёмной пещере походили на звёздные скопления, но, как и в Чаше Жемчугов, до настоящего неба было далеко, и потихоньку оно вытравливалось из сознания. Фео поднял руку и почти безразлично наблюдал, как отслаивалась кожа. Перерождение протекало медленно, и только Кнун пытался его ускорить, допустив роковую ошибку, а раньше всё шло по плану. Плоть потихоньку сгорала, а чудовищную боль притуплял яд, который Адзуна щедро наливал по первой просьбе. Вся жизнь тянулась от одного глотка до другого.

В углу, прямо перед пыточной камерой лежал некто, чьё имя Фео знал, но знание это было ему безразлично, как и всё, что происходило вокруг, и только где-то в глубине души трепыхалось: «Беги».

«Беги», — произнёс Фео не своим голосом.

Некто поднял голову. Его лицо было в грязи и кровоподтеках, глаза заплыли и не открывались полностью, густые тёмные волосы спутались, а одежда превратилась в лохмотья, хотя пробыл пленник в кузнях всего несколько дней. А, может, больше… Фео потерял счёт времени.

Пара секунд понадобилась несчастному, чтобы всё осознать, и с воплем он попятился в угол и выставил вперёд руки.

«Уйди! Уйди! Нечисть!» — завопил он на оборотничьем, но Фео всё прекрасно понимал. Слышал его сердце.

«Не кричи, — пробормотал Фео и согнулся: в голову словно залили свинец. — Я помогу тебе».

«Мертвец! Прочь!» — ещё громче заорал оборотень, и пещера вторила ему. Затем он махнул рукой, и резкий порыв ветра сбил Фео с ног. Он едва не упал в настоящем, так остро ощутил то, что происходило тогда.

Захотелось ударить в ответ, но вместо этого Фео повернулся к зеркальной стене и внимательно оглядел себя. Он ещё походил на Живущего, правда, усопшего. Волосы выпали. Кожа обтянула лицо и лопнула. Зато шея странно вытянулась. Вспоминалось, что раньше она была гораздо короче. Глаза мерцали красным. Одежда… от неё, дотлевающей, мало что осталось. По чужому совету Фео облачался в тень.

Оборотень превратился в мышь и бросился к выходу, но Фео с бешеной скоростью кинулся наперерез, и вот уже сжимал в кулаке серое мохнатое тельце, не чувствуя мелких острых зубов.

«Вот и зачем ты его подначивал? — послышалось откуда-то из темноты. — Прекрасно знаешь, что никто отсюда не выйдет, пока я так не решу».

«Отпусти… его…» — прошипел Фео, но против воли сжал кулак сильнее.

«Ты сам его не отпускаешь, как же я могу? Лучше ослабь хватку, у мышек косточки хрупкие. Этот оборотень мне живым нужен. Он согласился на опыты, и, думаю, из него получится что-то интересное, сам будет доволен».

«Не будет… Адзуна… однажды ты поймешь… и твоя участь будет страшнее нашей».

Фео разжал кулак, и в этот момент стало светло до рези в глазах. Шелестели наряды оборотней и их голоса, а правитель как застыл в ложе. Ясно было, что увидел, пусть не так красочно, как Фео, ведь не погрузился в Вихрь времён и не был в кузнях, но ощутил боль, за две тысячи лет не угасшую. Отыскал Ирчимэ во взгляде Фео.

— Так вот кто ты… и нет никого, как ты?

Не уточняя ничего, Фео кивнул. Переживать чужое, наполненное тьмой прошлое, было тяжко, но не так мучительно, как раньше. Примирение с Аймери помогло, и, думая о нём, Фео знал — его собственное бытие показалось прекрасным настолько, что ради него выиграна борьба со Скверной. Теперь он не мог отступить, читая в рыбьих глазах скорбь неисчислимых лет.

— Весть о твоём спасении дошла и до нашего города… жаль, что не было никого, подобного Руми, чтобы протянуть руку Ирчимэ.

— Вы сами можете протянуть руку другим. Тем, кто заточён в леднике.

Намунея так громко ударила себя по лбу, что зал откликнулся эхом, а сама она качнулась и тихо застонала. Дочь её замерла, как и прочие собравшиеся, а совиные когти едва-едва не разрывали плоть. Правитель сильнее вжался в спинку ложа и исподлобья следил за Фео.

— А кто виноват, что они там оказались? — злость в голосе правителя звучала как рычание и одновременно хлюпанье. — Не обманом, не в муках они стали демонами, а пролив кровь собственных братьев. Считаешь меня невежей?

— Нет, ваше величество, но… — влезла Намунея.

— Молчать! К тебе обращаюсь, человек! Для чего нам жалеть тех, кто хотел истребить нас, кто по своей воле примкнул к Скверне? Пусть родичи-отверженные по ним плачутся, или… — взгляд его впился в Сумаю, — не могут? Тогда чего ты хочешь от нас?