Казна императора

Облезлая резьба враз оборвала ненужные сейчас сантименты, и Тешевич посмотрел вокруг себя совсем другими глазами. Теперь общее запустение усадьбы больше не пряталось за сладостным флером, а просто перло из любого угла. Поручик крякнул и, ощущая, как бремя новых забот наваливается на него, решительно зашагал вокруг господского дома к флигелю, где, как он хорошо помнил, всегда жил управляющий. По дороге сам собой вспомнился и тот, никогда не унывающий, пользовавшийся полным доверием отца, подпанок, готовый в любую минуту сверкнуть белозубой улыбкой из-под пышных, типично польских, усов…

Во флигеле, к удивлению Тешевича, был полный ералаш. Проход загромождали вещи, и в глубине дома слышалась возня. С трудом перебравшись через огромную, загораживавшую проход плетеную корзину, поручик прошел в комнату. Посреди гостиной стоял седой полный мужчина и старательно сдувал пыль с картины или фотографии, только что снятой со стенки. Знакомые, пышные, ничуть не изменившиеся усы бросились в глаза Тешевичу, и он напрягая память, неуверенно произнес:

– Если я не ошибаюсь, пан Пенжонек?

– Так… – господин положил рамку на стол и тут же воскликнул: – Господи!.. Так это же молодой пан! Откуда? Мы только-только получили уведомление, и пан Врона готовит лошадей ехать за вами…

– Не надо. Как видите, я только что сам приехал на обывательских[17].

Пенжонек затанцевал на месте, явно порываясь обнять Тешевича, но поручик остановил его.

– Простите, но мне сказали, управляющим здесь пан Врона?

– Так, так, – закивал головой Пенжонек. – Пан Врона теперь управляющий. А я, вот… – он беспомощно развел руками, показывая на царящий в комнате беспорядок.

– Вы что, уезжаете? – спросил Тешевич.

– Да, – грустно улыбнулся Пенжонек. – Пан Врона, то есть мы вместе, когда узнали, что вы… В общем, мы решили, что так… Что надо…

– Ничего не понимаю, – тряхнул головой Тешевич. – Я знаю, что пан Врона стал управляющим еще до войны. А вы как же?

– Сейчас объясню. – Пенжонек фыркнул в усы и тут же, спохватившись, подвинул Тешевичу стул. – Прошу садиться… Видите ли, мы с вашим батюшкой вели хозяйство по старинке, а пан Врона окончил сельскохозяйственную школу, он агроном и занялся полями, но у хозяина, то есть у вашего папеньки, были еще планы, но тут война… Да вы не извольте беспокоиться, я уеду.

– А это что, необходимо? – усаживаясь на стул, спросил Тешевич и добавил: – Кстати, вы можете звать меня просто пан Алекс.

– Ну как же… пан Алекс, – Пенжонек с некоторым усилием произнес имя Тешевича. – Теперь вы… И пан Врона… А я? Я устроюсь, у меня родственники…

Усы Пенжонека обвисли, и Тешевич понял, что старику вовсе не хочется уезжать, что какая-то договоренность действительно была и что истинная причина этого – неожиданное появление молодого хозяина…

– Минутку, – Тешевич поднял руку. – Вы говорили, у отца были планы?

– Конечно, я, правда, не знаю… – Пенжонек горько вздохнул и сокрушенно покачал головой: – А, что теперь говорить? Вы же знаете, все пошло прахом…

– Знаю, – Тешевич встал. – Мне нужен человек, который мог бы следить за усадьбой, и, я думаю, что у вас это может получиться, если, конечно, вы согласитесь. И потом, пан Пенжонек, я хорошо помню, как вы подсаживали меня в коляску и щекотали своими замечательными усами. Признаться, мне это страшно нравилось и хотя бы поэтому я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему.

– Вы помните?.. Спасибо…

Пенжонек вдруг отвернулся, и Тешевич заметил, что он пальцем вытирает уголок глаза. Внезапно поручик понял, что его отец просто разрешил старику управляющему доживать здесь на покое, и он, порывисто шагнув к двери, обернулся:

– Ну так как? Мы договорились?

– Ну конечно же… Конечно… Я согласен…

После разговора с Пенжонеком Тешевич почувствовал странное волнение, и ноги сами вынесли его на полузабытую тропинку, которая вела прямо в лес, с одной стороны вплотную подступавший к усадьбе. Шелест листвы, мягкая лесная прохлада и вкрадчивые шорохи умиротворяюще подействовали на поручика, и он шел, все дальше углубляясь в почти девственную чащу.

Время здесь словно остановилось, и порой Тешевичу казалось, что он узнает и торчащие обочь тропки старые пни, и полускрытые разросшимся папоротником догнивающие колоды, и даже сломанные ветви – явный результат последнего бурелома – вроде бы валялись тут еще с той незабвенной поры детства…

Тем временем сгустившийся было лес начал потихоньку редеть, и затейливо петлявшая по нему тропинка вывела поручика прямо к тихой песчаной заводи, образованной неприметной лесной речушкой. Неизвестно почему течение здесь поворачивало, и берег формой напоминал большую песчаную чашку, наполненную родниковой прозрачной водой. Отступивший лес давал возможность солнечным лучам без помехи освещать маленький плес, разросшиеся кругом кусты закрывали крошечный пляжик от чьих-либо взоров и в то же время с бугорка, как через распахнувшиеся ворота, можно было увидеть и поле, покрытое зеленями, и даже огибавший его вдалеке проселок…