Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

— Сами кумекайте… А я так соображаю, что в басне правильный совет есть: нельзя замиряться с волками — сожрут! Надо всем народом с них шкуры драть.

— Кабы всем народом, оно бы конечно… но иди-ка, уговори мужиков… Нет, паря, ложись ты лучше спать. Утро вечера всегда мудренее…

Степан захлопнул книжку, улегся на свой топчан. «Ладно, побуду в Вятке. Когда все разъедутся, похожу по городу, может, что узнаю… про Евпиногора Ильича…»

Однако остаться одному Степану не удалось. В пятницу, перед вечером, к нему заглянул дядя Вася.

— Шабаш, Степка, собирайся домой — поедешь вместе с нами.

— Да как же так? Урядник меня живьем съест.

— Собирайся, отец записку прислал. Нет больше урядника — его самого живьем съели.

— Как? Кто это?

— А хозяин наших лесов — Михайло Иванович Топтыгин. Пошел урядник на охоту с исправником и егерем. Обложили берлогу честь-честью. Подняли зверя и того — на рогатину. Он рогатину-то сломал — и прямо на урядника. Исправник было за ружье, а тут медведица вылезает да к нему. Егерь выхватил кинжал и бросился на помощь исправнику. Пока боролись с медведицей — Топтыгин изломал урядника, голову ему отгрыз… Так что собирай пожитки, Степка, теперь тебе некого бояться.

5

Пробыв с неделю дома, Степка опять вернулся в Вятку. Работая в артели, живя среди мастеровых, из которых многие были его родичами, Степан не боялся подвоха, заводил разговоры про горькое житье, пытался пробудить в них чувства и мысли, которые волновали его. Его самого не раз слушал и дядя Вася. Слушая, посмеивался в бороду.

— У тебя, Степка, руки золотые. Будешь ты со временем мастером первой руки. Будешь, ежели тебя твоя умная голова с пути не собьет. Ты вот нам все про зверей читаешь. Вроде перехитрить их учишь. А ведь каждый зверь тоже свое понятие имеет. И хитрости в нем больше, чем у иных людей. Вон хоть того же урядника, к примеру, взять. Думал он перехитрить медведя, ан косолапый-то оказался ловчее. Вот и за тебя я побаиваюсь. Ты ведь против каких зверей речи-то ведешь? Думаешь, мы не понимаем? Хочу я тебя упредить, Степка: лишнее говорить — себе вредить! Попадешь — не обрадуешься. Кнут не бог, а правду сыщет…

После этих слов дяди Васи Степка стал молчаливей, затосковал. Иногда отпрашивался в город и пропадал подолгу. Хотелось ему обрести новых друзей, но напрасно. И о ссыльном студенте никто ничего не знал.

Особенно затосковал Степка следующей зимой, когда по первому санному пути снова приехал в Вятку. Здесь он нашел брата Пашку, уже учившегося в только что открывшемся Вятском земском училище для распространения сельскохозяйственных и технических знаний. Он тут же пошел в училище, но вернулся расстроенный.

— Ну что? — спросил дядя Вася.

— Плохи мои дела. В училище принимают лишь с семнадцати лет.

— Нашел о чем плакаться. Молодо — зелено, гулять велено!

— Кто гулять, а кто топором махать.

— А ты на топор не ропщи, паря, топор — кормилец! С топором весь свет пройдешь.

— Я и не ропщу. Просто обидно…

— Да зимы-то много ли осталось? А лето стрелой пролетит! Пойдем трудиться, Степка, столяр да плотник — первый работник…

6

Отгорела, отполыхала осень яркими красками заката. Похолодало. Северные ветры, ярясь на просторе, сорвали с деревьев последние пожухлые листья. Началась унылая пора затяжных дождей.

Как раз в это время плотничья артель дяди Васи закончила свой наряд и Степан был отпущен в деревню.

Потолкавшись на базаре, среди телег, Степан нашел знакомого мужика из соседней деревни, который согласился его подвезти.

Выехали на другое утро. Путь предстоял немалый, а дорога была разбита, искорежена, вся в колдобинах и мочажинах.

Возница — бородатый жилистый мужик лет шестидесяти, в высокой войлочной шляпе и выгоревшем армяке из домотканого сукна — сидел на краю телеги, свесив ноги в разбитых лаптях, и жаловался на тяжелую жизнь.

Степан полулежал на сене, прикрывшись от ветра рогожей, и, слушая, жевал былинку.

— Год от году тяжелее становится мужику. Совсем замучали поборами. На каждом долги — за пять лет не расплатишься, А в нонешнем году засуха совсем крылья подрезала.

— А ты зачем, Калистратыч, в этакую непогодь в Вятку ездил?

— От нужды, паря. От большой нужды. Последнюю живность привозил продавать, чтобы хоть немного хлебушка запасти, семья-то — восемь ртов!

— Сильно погорели хлеба?

— Не спрашивай… Все выжгло, высушило в этом году. Ни хлеба, ни соломы — на полях хоть шаром покати.

— А сено как?

— И сено сгорело… Скотина летом еле-еле по лесам перебивалась, а на зиму и оставлять боимся… Дай бог, хоть бы лошадь да коровенку удалось прокормить.

— А как же люди-то, Калистратыч? Неужели от казны никакой помощи нет?