Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

Отрезав каждому по ломтю, мать посолила хлеб, положила на ломоть по яйцу и передала ребятам. Те жадно зачавкали.

— Кто-то кричал у вас на деревне. Драка, что ли, была? — спросил Степан.

— Волостные наехали… Долги спрашивают.

— Нашего тятьку ударили, — послышался тоненький голосок с полатей.

— Цыц, бесенята! — прикрикнула мать. Степан почувствовал себя неловко, кашлянул в кулак.

— Что делать-то будете дальше? Как жить?

— Не знаю… Вот ужо мужик воротится — поговорю. Побираться бы пошли, да ребятишки совсем отощали и обувки нету…

— А в те годы как жили?

— Немногим лучше, парень. Своего-то хлеба с трудом хватало до половины зимы. Только коровой и кормились…

— А другие-прочие как?

— Тоже немногим лучше. У нас деревни вокруг — одна беднее другой.

Степан покряхтел, как делают старики, и поднялся.

— Ну прощай, хозяюшка, мне надо торопиться. Спасибо за приют. — Он снял со спины четырех зайцев и положил на лавку. — Это вам, подкорми ребятишек.

— Ой, спасибо, милый человек. Может, ночевать останешься? Мужик должен вот-вот прийти.

— Спасибо. Недосуг. Прощайте! А в какую сторону к Журавлям?

— От нас налево, через лес. Дорога накатанная.

— Пошли, Тобка! — Степан, подняв руку, погладил кудлатого малыша и вышел из избы.

За воротами надел лыжи и вышел на дорогу. Справа, вдоль деревни двое мужиков вели корчившегося от боли человека, который сквозь зубы чертыхался, ругал волостных и старосту.

«Должно, отец», — подумал Степан и так как уже начинало смеркаться, повернул налево и поехал в лес…

Стемнело быстро. В лесу перекликались совы. Глухо ухали филины. Откуда-то издалека доносилось завывание волков.

Степан шел, держа на изготовку ружье, и не отпускал от себя Тобку.

Но вот лес стал редеть, и скоро дорога вывела в заснеженные поля. Из-за туч выглянула луна. Идти стало веселей. — Мысли Степана невольно перенеслись к увиденному.

«Да, тяжело живет русский мужик. Тяжело, беспросветно…» Вспомнился разговор с Калистратычем. «Верно говорил старик. Начальство и думать не хочет о крестьянине. Писарь советовал «изворачиваться». А как изворотишься, когда нужда задавила? Мужика грабят, мужика бьют… дети мрут с голоду. Эх, жизнь! Нет, видно, не зря товарищ Евпиногора стрелял в царя… Темен мужик, не знает, что делать. Но если б ему указали, как бороться с несправедливостью, он бы и за топор взялся. За малых ребятишек на смерть бы пошел…»

Подошла долгожданная осень 1874 года. Сам Николай Никифорович повез Степана в Вятку, хотя тот стал молодцом, хоть в гвардию бери.

Дорога вилась лесами, то подходя к самому берегу реки, то удаляясь в сторону от нее. Дремучие боры с корабельными соснами вдруг отодвигались от дороги, открывая ярко-зеленые отавы лугов, уставленные стогами сена. На них пышными островками красовались перелески. Потом, слепя белизной стволов, подступила березовая роща. Ее сменил смешанный лес с краснеющими дрожащими осинами, богатырски-могучими разлапистыми дубами и строгими елями.

Нет, нет — и мелькнут в зелени деревьев голубые воды реки. Пахнет прохладой, свежестью. Хорошо!

Как ни тревожно было на душе у Степана, он постепенно забылся, успокоился.

— Ну что, Степа, боишься экзаменов? — спросил отец.

— Нет, не боюсь.

— Вот и, ладно, Волков бояться — в пес не ходить! Будь смелей и своего добьешься.

— Да я не из трусливых, чай, урядника не испугался!

— Ну, про урядника забудь, царство ему небесное, подлецу. На рожон-то не лезь, но и нюней не будь. В случае чего — Пашка поможет. Он сейчас на практике в самой Вятке — у них там опытные поля.

— Ладно! — отмахнулся Степан и, поудобней развалясь на сене, сомкнул ресницы.

Вспомнилось, как летом он ходил в Орлов, в библиотеку, а потом, выйдя на крутой берег Вятки, уселся на скамейке под цветущими липами. День был облачный, с легким ветерком. Река на солнце переливалась радужными цветами. Заречные плесы казались золотыми, а дымные леса — голубовато-синими. Воздух пьянил медвяным ароматом. На душе было так хорошо, что хотелось полететь туда, за заречные леса, в неведомые дали… Вспомнились рассказы Евпиногора Ильича о Петербурге. Степан размечтался. И вдруг на аллее, которая вела от собора, показалась стройная девушка в модном темно-сиреневом длинном платье с кружевным воротничком, с узкими внизу и широкими, собранными складками на плечах рукавами. Она несла в узелке связку книжек и тетрадей.

Когда девушка подошла ближе, Степан увидел очень Милое личико с челкой темно-русых волос на лбу и серые пугливые глаза под тонкими бровями.

Увидев его, а Степан был в белой вышитой рубашке, сероглазый, русоволосый), девушка замедлила шаги, как бы желая сесть рядом, но, видимо, постеснялась и, пройдя дальше, присела на соседнюю скамейку.

Сердце Степана дрогнуло. Он никогда не видел здесь такой интересной девушки. «Наверное, учительница, — подумал он, — и, должно, приезжая. Орловских я знаю». Ему захотелось подойти к девушке, разговориться с ней. «Пожалуй, прогонит. Ведь я кто? Только кончил поселянское…»