Казнить нельзя помиловать

Я попросил Элджина рассказать, как прошел период, который привел к смерти Сабрины. Он ответил, что от природы раздражителен и ощущал себя особенно подавленным. Психиатр повысил ему дозу антидепрессанта, но без особого успеха. Накануне трагедии, по словам Элджина, Сабрина согласилась прийти к нему домой, чтобы помочь разобраться с документами на льготы. А в последнюю минуту якобы передумала, и Элджин обиделся. Он уговорил ее зайти наутро, но она опоздала больше чем на три часа, что его еще сильнее разозлило. Саркастическое замечание вызвало поток оскорблений, потом ссору, потом драку. Элджин утверждал, что Сабрина хотела ударить его молотком. Сказал, что о том, что было после этого, у него сохранились лишь обрывочные воспоминания, а когда он «пришел в себя», оказалось, что он лежит рядом с телом Сабрины. Тогда Элджин понял, что задушил ее. Я попытался составить представление о его мыслительных процессах в этот момент, чтобы понять, действовал ли он в рамках самозащиты, под влиянием гнева или это была непосредственная реакция на симптомы душевной болезни. Но он не мог ничего объяснить и только отвечал на все вопросы «Я не знаю». Расплакался, твердил между рыданиями «Сам не знаю, почему я это сделал. Я себя ненавижу. Она хорошо со мной обращалась. Лучше бы я умер». Как врач я ощущал инстинктивную симпатию к больному передо мной и не мог осудить его. Как психиатр, проводящий обследование, я понимал, что мне нужно сохранить достаточно прочный контакт с пациентом, чтобы поддержать течение разговора. Но при таких обстоятельствах это было непросто. В какой-то момент слезы хлынули по щекам Элджина рекой, а без рук он мог только промокать их плечом. Я ощутил порыв встать и найти коробку салфеток, хотя я знал, что по строгим протоколам службы безопасности Белмарша это наверняка запрещено (или, наоборот, для этого нужно прочитать и подписать сильно переусложненное заявление). Так что я ничего не мог поделать и только смущенно ерзал на стуле, сопротивляясь желанию почесать лицо: от сочувствия у меня все чесалось.

Кроме того, Элджин сохранил очень смутные воспоминания и о попытке самоубийства.

– Я как будто застрял в чужом теле и смотрел чужими глазами. Словно страшный фильм. Но я заранее знал, чем все кончится. Я знал, что надо заплатить жизнью за то, что я отнял ее жизнь, – просипел он. И пояснил, что где-то через месяц очнулся в больнице и узнал, что ему ампутировали и руки, и ноги. Оттуда его перевели в тюрьму, прямо в медсанчасть. Он утверждал, что у него было очень плохое настроение и что он каждый день задумывался о самоубийстве, хотя, по горькой иронии судьбы, не мог ничего предпринять из-за инвалидности.