Меня часто спрашивают (в основном обеспокоенные родственники, насмотревшиеся документальных фильмов об убийцах), чувствую ли я себя в безопасности в тюрьме. Честно говоря, там я чувствую себя спокойнее, чем прежде, когда работал в специализированных судебно-психиатрических клиниках. Начнем с того, что, если что-то пойдет не по плану, средний тюремный надзиратель опережает среднюю медсестру на несколько десятков килограммов, белковых коктейлей и отжиманий. А главное, в психиатрической больнице я часто отказывал больным в том, чего они хотели (и на достаточных на то основаниях) – в прогулке, выписке, свиданиях с некоторыми посетителями. Я отвечал за лечение, а следовательно, у них была причина возражать мне и запугивать меня. А когда речь идет о заключенных, ими в целом управляют вертухаи и прочее тюремное начальство. А я был посетитель, которого интересует только их психическое здоровье. Кроме того, когда человек слышит враждебные голоса и испытывает другие острые симптомы психической болезни, это резко повышает вероятность внезапных вспышек возбуждения и непредсказуемых выходок. В больнице такое случается гораздо чаще, потому что пациенты оказались там на принудительном лечении именно по этой причине. А среди заключенных в тюрьмах безумие тоже присутствует, но концентрация его не в пример меньше.
Во время работы в тюремных медико-санитарных частях я был словно участковый врач-терапевт, только для психики. Ко мне на прием приходило восемь-десять больных в день с самыми разными проявлениями психических расстройств. Тяжелые болезни наподобие шизофрении и ПТСР в популяции встречаются редко, но они входили в мою дверь с той же частотой, что и обычные расстройства вроде депрессии и тревожности. В числе моих первых клинических случаев была тощая белая девушка-эмо с афрокосичками и проколами на лице (пирсинг пришлось вынуть у ворот – как и множество злосчастных ремней из штанов психиатров) и отекшими руками – она много лет употребляла героин. Я не говорю, что все люди определенного цвета кожи с афрокосичками нуждаются во внимании психиатра, но, скажем так, они всегда заставляют меня насторожиться. Шантель была арестована за вооруженное ограбление, которое совершила, чтобы финансировать свое пристрастие к наркотикам. Это было ее третье ограбление, по крайней мере, третье, о котором знали стражи закона. Они с бойфрендом воспользовались муляжом пистолета и, по-видимому, попались потому, что на видеокамерах наблюдения запечатлелась очень заметная татуировка – Гомер Симпсон – на загривке у молодого человека. Не знаю, что он сказал при аресте, но от души надеюсь, что это было фирменное симпсоновское «Бе!»
Шантель жаловалась на классические симптомы тревожности. И когнитивные (сбивчивость мышления, неконтролируемые навязчивые мысли, чувство страха и постоянная настороженность), и физиологические (сердцебиение, одышка).
– Не думаю, док, что я спятила, – сказала она, когда я сообщил ей потенциальный диагноз. – Я просто такая. Плюс становится гораздо хуже каждый раз, когда меня упекают и приходится переламываться насухую без герыча.
Для непосвященных: на жаргоне наркоманов так называют героин. Есть у него и другие уличные клички – гера, хмурый, медленный.
– Может быть. Но вы в тюрьме уже почти год. Все это время вы ничего не употребляли, а симптомы сохранились до сих пор, – заметил я.
Шантель медленно кивнула, пристально оглядывая мой кабинет.
– Вы ведь ничего не употребляли, правда, Шантель? Думаете, я не знаю, что происходит в вашем корпусе?
– Нет, док. Честное скаутское. – Она подняла руку, но, по-моему, у нее получилось приветствие вулканца из «Звездного пути».
В тюрьме, где я работал, удавалось достаточно неплохо справляться с притоком наркотиков, но в целом их обычно очень много, и положение не улучшается. Опрос королевской инспекции тюрем в Великобритании показал, что доля заключенных, у которых наркомания возникает уже в тюрьме, за период с 2014 по 2019 год увеличилась без малого вдвое и составила 15 процентов. Запрещенные вещества контрабандой проносят посетители, персонал и – в духе современного высокотехнологичного предпринимательства – даже дроны. Для употребляющих привычка и скука становятся мощными мотиваторами обеспечить себе приход в тюрьме. Для дилеров сильнейшими стимулами служат вымогательские цены и огромная клиентская база в местах лишения свободы. Приток наркотиков в сочетании с перенаселенностью и рушащейся инфраструктурой в тюрьмах и недостатком надзирателей и внимания вносят свой вклад в хаос за тюремными стенами и, как следствие, подрывают психическое здоровье заключенных.
Шанталь некоторое время крутила в пальцах косичку.
– Эта тревога – разве это не то же самое, что было у всех этих загнанных домохозяек в семидесятые, которые глушили валиум?