Казнить нельзя помиловать

Перед самым Рождеством 2017 года, первым моим Рождеством в новой роли, в моду вошел довольно слабый антипсихотический препарат кветиапин, от которого можно было получить легкий кайф. Однажды утром, в сильный снегопад, я застрял в пробках, опоздал на работу и очень волновался из-за этого. Первой моей пациенткой была молодая женщина, которая жаловалась, что слышит голос, доносящийся из унитаза в ее камере, и видит вампиров в облаках. Чтобы проверить, действительно ли у нее есть эти симптомы и достаточно ли они сильны, я спросил, насколько реальным все это воспринимается и может ли она отделить эти впечатления от реальности (да, очень и нет, не может). Я еще поспрашивал ее о голосах – что они говорят, кому принадлежат и где находятся, у нее в голове или снаружи. Ответы были уклончивые и не вполне удовлетворили меня, но я решил принять ее слова на веру. На пробу я выписал ей низкую дозу кветиапина, который она назвала сама. Практически ту же самую историю рассказала следующая пациентка. И следующая. Не прошло и недели, как подозрения окончательно оформились: я обедал с коллегой – судебным психиатром, который вел прием в той же тюрьме, но в другие дни, и он сказал, что и ему несколько раз рассказывали что-то очень похожее. Беда в том, что за этими наглыми попытками добыть лекарства могли таиться и подлинные случаи психических расстройств. Мне нужно было отточить клиническое чутье и расспрашивать о симптомах с особым педантизмом. Кроме того, я делал упор на побочном действии кветиапина – набор веса, запоры – и это отпугнуло двух-трех охотниц за удачей. В их числе была одна женщина, которая сказала: «Кажется, это все-таки не унитаз со мной разговаривает. Наверное, сокамерница бормочет во сне», после с комичной неловкостью выскочила за дверь.

Из всех областей медицины психиатрия самая темная. У нас в распоряжении нет ни рентгеновских снимков, ни анализов крови, и диагнозы подтверждать нам нечем. Рассказы пациентов о симптомах могут быть сколь угодно субъективными; часть – экстремальные версии нормального человеческого опыта, а определить, в какой момент они становятся патологическими, очень трудно. Примерно как повара из одних и тех же ингредиентов могут приготовить разные блюда, а дети при помощи одного и того же набора пластилина учинить беспорядок разной степени, психиатры могут поставить разные диагнозы, даже исходя из одного и того же набора симптомов. Причем заключенные с психическими расстройствами еще сложнее. У них в прошлом нередко бывает целое хитросплетение травм, а социальные вопросы в их жизни стоят еще острее. Поэтому всегда есть простор для ошибочных толкований. А еще – простор для злоупотреблений, чего, пожалуй, следует ожидать, когда имеешь дело с преступным контингентом. Небольшая, но значимая доля преувеличивает или симулирует симптомы психического расстройства. Я вижу это довольно часто не только у тех, кто пытается хитростью выманить у меня таблетки в тюрьме, но и у подследственных в ходе уголовного процесса. Они надеются либо на то, что дело против них прекратят, либо на то, что им удастся выжать из судьи капельку сочувствия и добиться снисходительности.

В начале 2018 года мне пришлось участвовать в любопытном деле, по которому я давал показания в суде. Я на 90 %, не меньше, убежден, что тогда мы имели дело с мошенницей, которая симулировала психическую болезнь, чтобы избежать обвинений, и мне не удалось ее разоблачить, как я ни старался.

Глава семнадцатая. Поймай симулянта

Миссис Дарина Бойко недавно развелась, ей было лет 35, она была родом из Украины и раньше работала моделью. Ей выдвинули множество обвинений в связи с хитроумной аферой на много миллионов долларов. По-видимому, Дарина обманом продавала квоты на выброс углерода в сговоре со своим двоюродным братом и бывшим начальником, с которым у нее больше года был роман. Это была очень сложная мошенническая схема, и Дарина, по мнению следствия, действовала под вымышленным именем, встречалась с многочисленными «целями» и подделывала документы. За три года она получила таким образом более двух с половиной миллионов фунтов, незаконно переведенных на шесть банковских счетов, и затем передала эти деньги сообщникам. Улики против нее были неопровержимыми. Все ее банковские махинации были записаны черным по белому – и в прямом, и в переносном смысле.

Ко мне обратились за независимой оценкой готовности подсудимой отвечать на обвинения как к независимому свидетелю-эксперту от имени Службы уголовного преследования, которая пожелала получить второе мнение после предыдущего обследования. Суд проходил в Олд-Бейли, с которым я к тому времени познакомился поближе и перестал его так сильно бояться.